Превращение пролетарского реализма в запрограммированную «партийную идентичность» можно изучать, начиная с XIX века, в предельно наглядном и чистом виде, словно протекающий в колбе химический процесс. Вначале рабочее Я обнаруживает в себе ощущение, что ему чего-то не хватает,— ощущение, которое можно пробудить в нем, используя политические средства. Оно начинает замечать скудость питания, отсутствие каких-то политических прав, которые ему хочется обрести, чувствует себя обделенным, притязает на обладание плодами собственного труда и т. п. Затем эти основные мотивации связываются с различными политическими стратегиями, поскольку из одних мотиваций самих по себе еще не явствует, на каком пути можно достичь удовлетворения этих притязаний. Пути расходятся, образуя развилку двух пролетарских реализмов. Так, тенденции классового самосознания противостоит сильное стрем-
ление обладать частной собственностью; государственной стратегии — стратегия борьбы против государства; парламентскому пути — непарламентский путь; идее представительства — идея самоуправления и т. д. Эти альтернативы называются сегодня авторитарным и либертарным социализмом. Такие противоположности становятся причинами раскола рабочего движения.
Раскол имеет объективную основу. Тот, кто хочет воспитать пролетарское Я, превратив его в партийную идентичность, насильственно подавляет часть его мотиваций и основополагающих знаний, полученных из опыта. Ведь коммунистическую ветвь рабочего движения отличает своеобразная кадровая политика, в соответствии с которой руководство должно функционировать как новый мозг, требующий от остального тела партии только точного исполнения его указаний и часто восстающий против даже самых элементарных программ «старого мозга». Слабость анархизма, наоборот, заключается в его неспособности эффективно организовать удовлетворение реальных жизненных интересов пролетариата, которые он видит неизмеримо лучше; ведь организация — это исключительная компетенция авторитарного крыла. При существующих условиях нет такого пути, который позволял бы осуществить на практике идеи самоуправления и самообеспечения — возможно, есть только островки, где эти идеи реализованы. Поэтому не случайно, что анархизм содержит в себе меньше пролетарского инстинкта неучастия в политике и по праву отдает ей дань, считаясь мелкобуржуазным « бунтарством » *.
Вынужденные расколы систематически разрушали рабочее движение. К тому изначальному расколу, который мы описали, добавилась более высокая динамика расколов, по природе своей рефлексивная. Формирование пролетарского Я — это процесс, который в еще большей мере, чем процесс самоформирования буржуазии между XVII и XIX веками, протекает в открытой лаборатории, на глазах всего общества. Никакое наивное отношение к рефлексии здесь долго не просуществует. Продолжительное время обманывать и мошенничать тут просто невозможно. То, что верно по отношению к национализму, тем более верно по отношению к социализму. За его формулировками внимательно следят, и стоит ему построить политику на какой-то фикции, как его тут же ловят на противоречии, причем уличают в этом не только противники извне, но и собственные сторонники изнутри — даже еще жестче. Каждое претендующее на исключительность, самодовольное и догматическое самопрограммирование может и должно быть разрушено. Никакое политическое движение не может безнаказанно ссылаться на жизненный реализм и науку об обществе. Как только какая-то фракция рабочего движения выступала с притязанием, что
