Критика цинического разума | страница 64



Философия Руссо предвидит все эти аргументы заранее. Она надеется упредить пессимизм, доказав, что таким человек стал,

сделавшись социальным. То, что действительно существуют люди, которые ведут себя злобно, алчно, глупо, деструктивно и т. п., от­нюдь не говорит еще ничего о сущности человека. Здесь у Руссо проявляется, вероятно, важнейшая мыслительная фигура морально-политического Просвещения: теория невинной жертвы.

Те, на кого указывает в доказательство своей правоты полити­ческий пессимизм: преступник, сумасшедший, асоциальный тип, короче говоря — безответственные люди, вовсе не от природы та­ковы, какими они предстают сегодня. Их сделало такими общество. Руссо утверждает, что все они никогда не имели шанса стать таки­ми, каковы они по природе, но оказались поставленными в то поло­жение, в котором находятся сейчас, по необходимости, принужде­нию и незнанию. Они — жертвы общества.

Этот отпор политическому позитивизму в вопросе о человечес­кой природе поначалу обладал сокрушительной силой. За ним сто­яло превосходство диалектического мышления над позитивистским. Оно превратило моральные состояния и качества в нечто подвиж­ное, в процессы. «Не существует» жестоких людей, есть только их ожесточение; «не существует» преступности, есть только кримина-лизация; «не существует» глупости, есть только оглупление; «не су­ществует» никакого себялюбия, есть только приемы дрессировки, направленные на формирование эгоизма; «не существует» никаких «безответственных» людей, есть только жертвы целенаправленного формирования безответственности. То, что политический позитивизм принимает за природу, на самом деле — природа искаженная, ре­зультат подавления человеческих возможностей.

Руссо были известны два персонажа, которые должны были помочь ему наглядно проиллюстрировать свое видение проблемы, два класса человеческих существ, живущие до начала процесса ци­вилизации, то есть до начала извращения природы. Это благород­ный дикарь и ребенок. Вокруг этих двух образов просветители раз­ворачивают в литературе две страстно любимые ими дисциплины: >% народоведение и педагогику; в этом плане в самом подходе ничего не изменилось и по сей день. В литературном отношении эта двой­ная страсть породила два жанра, представленные массой объемис­тых произведений: экзотическую литературу о путешествиях, из ко­торой впоследствии развилась этнология; и роман воспитания, пре­вратившийся в литературу для педагогов и родителей. Примитивные народы, о которых сообщали европейские мореплаватели от Колум­ба до Бугенвиля и капитана Кука, давали постепенно обретавшему все большую политическую остроту Просвещению долгожданное до­казательство того, что, говоря просто, «дела могут идти и по-друго­му» — мирно, разумно, гуманно, нравственно, без дворянства, без войны, без эксплуатации, без париков, без