служит Просвещению двояко: как оружие против закосневшего консервативно-самодовольного сознания и как тренинг для поддержания себя в форме. Отказ противника от просветительского диалога является столь важным фактом, что он превращается в теоретическую проблему. Тот, кто не желает участвовать в Просвещении, должен иметь на то свои причины — и, вероятно, не те, которые он приводит. Само сопротивление становится предметом исследования Просвещения. Таким образом из противника создается «клинический случай», из его сознания — объект. Если он не желает говорить с нами, нужно говорить о нем. Но с этого момента, как и при всякой настроенности на борьбу, о противнике начинают думать не как о некоем Я, а как об аппарате, в котором отчасти открыто, отчасти скрыто действует механизм сопротивления, который делает его несвободным и который повинен в возникновении ошибок и иллюзий.
Критика идеологий означает полемическое продолжение неудавшегося диалога другими средствами. Она объявляет войну сознаний — даже там, где она еще подает себя серьезно и «неполемично». Принцип поддержания мира в соответствии с действительным положением вещей уже лишен силы. Тут-то и обнаруживается, что нет такой интерсубъективности, которая не была бы точно так же и интеробъективностью. В нанесении и получении ударов обе стороны становятся друг для друга субъективными объектами.
Говоря точнее, критика идеологий желает не просто «наносить удары», но производить точные операции, как в хирургическом, так и в военном смысле этого слова: заходить противнику во фланг, раскрывать его, обнаруживать его намерения. Разоблачить — означает выставить на свет механизм ложного и несвободного сознания.
В принципе, Просвещение знает лишь две причины, по которым возникает неистинность: заблуждение и злая воля. Пожалуй, последняя может считаться субъектом — ведь только если противник лжет сознательно, «ложное мнение» связывается с неким Я. Если же кто-то находится во власти заблуждения, то ложное мнение имеет свою основу не в Я, а в механизме, который искажает правильное мнение. Только ложь обладает собственной ответственностью, тогда как заблуждение, будучи механическим, сохраняет относительную «невинность». Но заблуждение быстро распадается на два различных феномена: простое заблуждение, основанное на логической или смысловой ошибке, которая относительно легко может быть исправлена, и упорное, систематическое, цепляющееся за собственные жизненные основы заблуждение, которое теперь называется идеологией. Так возникает классический ряд форм ложного сознания: ложь,
