«Я встретил четверых или пятерых «фуродзи». С ними были две совсем молоденькие «пан-пан»[13]. Они сидели вокруг костра, и я подошел к ним.
— Эй, ни-тян, если хочешь погреться, гони монету. Мы разводим огонь не для собственного удовольствия.
Я заплатил, как полагается, за «вход», и мне было разрешено присесть у самого огня.
Мой приход прервал их разговор. Но потом беседа возобновилась.
— Что ни говори, — заявил один из мальчуганов, по-видимому самый старший, — вам, девчонкам, хорошо. Если вам уж совсем туго, вы все же можете кое-что продать и от вас не убавится. А нам остается только одно — воровать.
— Глупости, — заметила одна из «пан-пан». — Конечно, мы еще держимся. Да нам иначе и нельзя. Но я должна сказать, что мне все осточертело до смерти. Если бы я могла выбирать, я в тысячу раз охотнее стала бы грабителем с большой дороги.
Другая девчонка добавила:
— Ты права. Вечно мужчины — один сменяет другого, — и они делают с нами все, что хотят. А в конце концов еще что-нибудь подцепишь. И всегда одно и то же, одно и то же.
— Ну да. А за нами они охотятся, как за дикими зверями. Говорят, что мы крадем для собственного развлечения. Если бы они только знали…
— Перестаньте спорить, сан-тян, — сказала младшая девчонка. — Всем нам одинаково плохо — и парням, и девчонкам. Я давно говорила, что мы пропащие. Нам не на что надеяться».
4
Но не только голод, на который маленькие бродяги жаловались в присутствии Кадзуо М., толкал осиротевших детей Хиросимы на преступления и проституцию. Еще многое другое сыграло тут свою роль: жажда неизведанного, жажда приключений и свободы и возможность утолить эту жажду — неожиданно представившаяся огромная, невиданная возможность. То были соблазны хаоса.
Впоследствии, когда положение в Хиросиме снова нормализовалось, большинство детей, потерявших отца и мать, были размещены в сиротских домах, но они терзались воспоминаниями о страшной, но чудесной жизни вне закона и всеми силами пытались вернуть себе былую свободу. А между тем в большинстве воспитательных домов с ними обращались хорошо и питались они гораздо лучше, чем рядовые жители Хиросимы. Но ни добрые слова, ни подарки, присылаемые из-за границы, не могли их удержать. В интервью с газетой «Тюгоку симбун» директор сиротского дома Камикури жаловался:
— Они убегают потому, что скучают по беспокойной, но свободной жизни улицы и не могут ее забыть. Некоторые дети удирали уже семь-восемь раз, даже самые робкие — и те раза два пытаются убежать.
