— король Франции с 1830 по 1848 год. Вступил на престол в результате половинчатой, революции 1830 года. Шлиман намекает на возможность незавершенной революции во Франции и в 1871 году), потому что демократия была бы для такой отсталой страны слишком большим счастьем.
Совершенно очевидно, что эти гневные и иронические строки направлены не против «отсталой страны», а против тех, кто стоял у власти и вел Францию к поражению и попытке реставрации. Эти строки были написаны в начале февраля 1871 года, за полтора месяца до великого взрыва народного гнева, до Парижской коммуны. Потрясенный варварством пруссаков, потрясенный героизмом французского народа, боровшегося против иностранных интервентов, Шлиман с болью чувствовал, что из своего «прекрасного далека» ничем не может помочь ни осажденному Парижу, ни… своей библиотеке оставшейся там. И тогда он решил лично пробраться в Париж Объявленным в это время перемирием воспользоваться не удалось, и снова, как при путешествии в Мекку, Шлиман предпринимает бесстрашную авантюру, которая могла ему стоить головы. Вот как он описывает этот эпизод в письме, посланном из Парижа 14 марта 1871 года, за четыре дня до Коммуны: «Между Бисмарком и Жюлем Фавром заключено соглашение о том, что до прекращения перемирия никто не будет пропущен в Париж. Однако в моем пылком нетерпении я воспользовался пропуском почтмейстера Шарля Клейна из Ланьи и надел его форму. К несчастью, этому добряку только тридцать лет, что дважды отмечено в его документе. С большой опасностью пришлось мне пройти две саксонские и одну прусскую заставы, где везде был записан мой фальшивый паспорт и я был с ног до головы обыскан. Если бы они открыли обман, меня без долгих разговоров арестовали бы и расстреляли. Но мое самообладание меня спасло; каждого солдата я титуловал «господин полковник» и каждого лейтенанта «господин генерал», и каждый раз мне удавалось так ослепить этих чудаков высоким титулом, что они с глубокими поклонами объявляли: «Все в порядке, г. почтмейстер!»
Пока я пробирался через германскую линию фронта, я забыл обо всем. Я вспомнил о своем доме, лишь когда миновала смертельная опасность, и, дрожа от страха, приблизился к моему жилищу и расположенному напротив принадлежащему мне дому на бульваре Сен-Мишель, 5. Дважды до того я останавливался на улице, чтобы справиться об их судьбе, и оба раза мне отвечали, что вся эта часть города разрушена. Когда я, наконец, добрался и нашел все неэредимым, радость моя была совершенно неописуема, и я целовал свою библиотеку, как целовал бы воскресшего от смерти любимого ребенка. Три остальных моих дома тоже не пострадали от германских бомб».
