Впрочем, до того он совершил еще одно кратковременное путешествие, опять в Америку. Оно было вызвано намечавшейся большой финансовой операцией, в которой он был заинтересован. Шлиман беседовал в Вашингтоне с рядом министров, был у президента Джонсона, пытался, правда безуспешно, встретиться в военном министерстве с генералом Грантом.[46] Покончив с делами, он лично инспектировал состояние железной дороги, акционером которой являлся, много времени посвятил ознакомлению с американскими культурными учреждениями. Он побывал в нью-йоркских школах и с тех пор стал горячим поборником совместного обучения. Услышав песни негров, он записал в своем дневнике восторженный отзыв о негритянской поэзии. Ренану он написал письмо о работах американских эллинистов.
Перед отъездом из Америки ему вновь пришлось освежить в памяти кой-какие впечатления детства. По одному делу он заехал к прусскому послу в Вашингтоне фон Герольту. Тот его принял грубо и нелепо, как умеют принимать истинно немецкие аристократы людей нетитулованных. Оскорбленный Шлиман ушел. И не сдержался: перед отъездом в Европу написал фон Герольту издевательское письмо. Едва ли, впрочем, язвительные остроты Шлимана проникли в сознание прусского дипломата.
Американские школы заставили Шлимана с еще большей остротой задуматься о своих детях. Цену русским гимназиям он знал, особенно в соединении с воспитанием, которое давала детям Екатерина. В ряде писем он пытался уговорить жену переехать к нему в Париж, где дети могли бы учиться в первоклассных школах. Он соблазнял жену роскошно обставленным особняком, туалетами, экипажами.
«Ты будешь счастлива, я стал совсем парижанином, каждый вечер бываю в театрах или на лекциях знаменитейших профессоров мира и могу тебе рассказывать разные истории десять лет подряд — не заскучаешь…»
Нельзя упрекнуть Екатерину Шлиман за то, что она не променяла свою родину на Париж. Но для ее мужа это было причиной долгих мучительных переживаний. Очень не легко решился он на семейный разрыв, и не сразу этот разрыв осуществился.
Между тем приближался намеченный срок путешествия. Шлиман читал и перечитывал древних и новых авторов, писавших о Древней Греции и Гомере. Страбон и Плиний, Павсаний и Геродот были изучены вдоль и поперек.
Но главным источником и путеводителем оставался сам Гомер. По его указаниям, по смутным косвенным намекам старался Шлиман восстановись во всех подробностях географию Древней Греции, уточнить места, где надлежало копать.
