В случае же с Чо Сон У все наши встречи, о которых знали и мои коллеги по работе, и мои родственники, и многочисленные соседи, и даже российские водители южнокорейского посольства, «чистота» которых традиционно, как известно, не вызывает сомнений, были названы следствием и судом «конспиративными», попросту говоря, тайными. Надо, наверное, быть последним идиотом, чтобы проводить конспиративные встречи у себя дома при стоящей у подъезда машине с дипломатическим номером и шофером. Более того, сотрудники ФСБ, зная о наших отношениях, сами инициировали мои встречи с Чо для прояснения интересующих их вопросов. В частности, такая просьба была высказана в беседе со мной, которую «свидетель М.» втайне от меня записал на магнитофон у меня же в кабинете и которая приобщена к делу.
Характерно, что поначалу этот сотрудник ФСБ всячески отрицал, что обращался ко мне с такой просьбой, но после того, как мои адвокаты освежили его память цитатами из сделанной им же записи, вынужден был согласиться.
— Да, я просил Валентина Ивановича встретиться с Чо Сон У, — заявил он, — но не ставил задачи.
Суду такого «объяснения» оказалось вполне достаточно, чтобы признать мои встречи с Чо Сон У конспиративными. На деле же все это было не что иное, как банальная провокация: попросить побеседовать, пустить следом «наружку» и зафиксировать встречу, истолковав ее затем в нужном для себя ключе. Прав был Натан Щаранский, когда в своей книге предупреждал, что чем дальше вы от спецслужб, тем меньше у вас будет неприятностей.
Следствие договорилось даже до того, что, мол, для встреч с Чо Сон У рестораны выбирались на Ленинском проспекте и около Новодевичьего монастыря в связи с их якобы близостью к месту работы и необходимостью-де «уложиться при проведении встреч в обеденный перерыв». «Упустив из виду», что если бы стояла такая задача, то уж ближе, чем на Старом и Новом Арбате, к зданию МИДа ресторанов не найти. Кроме того, следствие не потрудилось или не захотело узнать, что ланч с иностранцами в рабочее время — это будничное явление в работе сотрудника МИДа. Неоднократные выступления в суде моих бывших коллег с разъяснениями на этот счет оказались для суда неубедительными.
Что же касается определения наших встреч с Чо Сон У как конспиративных, то как тут не вспомнить то ли быль, то ли байку, что в совсем недалекие времена по сходной статье человеку вменялось, что он «антисоветски улыбался во время Октябрьской демонстрации». Ведь действительно ходил на демонстрацию, действительно улыбался, а уж как определить эту улыбку, органы знают лучше и никогда не ошибаются.
