Тайга, заваленная камнями, во мхах и лишайниках, мокрая, прелая, со множеством почек на ветвях, в запахах задышавшей коры.
С перевала открылся вид на низкие рыжие хребты и на сине-белую реку с промытыми льдами.
— Ручей журчит! Уй-уй! Вода бежит! — восхищался Чумбока.
Чистый, прозрачный ручей журчит по камням. Вот и черные березы с тонкой, рваной, потрескавшейся берестой, похожей на желтую китайскую бумагу.
— Эта вода уже на нашу сторону бежит, — радостно говорит Удога.
Он припадает к ручью и пьет.
Охотники спускались к долине Мангму.
Начались заросли аянской ели и высочайшей белой русской ели, черноберезника, дуба, липы. Паутина, сырость, мхи…
* * *
— Идти тяжело. Только по оставшимся льдам у берега речки собаки пройдут, а то сдохнут, — говорил на привале Чумбока.
Дюбака пела:
На холодной далекой реке,
Между острых скал,
Русский копьем бьет медведя,
Копьем бьет медведя, не боится,
По всему Мангму русские кости гниют,
Отмщения ожидают.
Братья кормят собак, разбивают палатку, Дюбака готовит ужин.
Женщина чувствует в себе новую жизнь. Она тихо улыбается… «Вот он опять ножками стучит. Когда ночью переворачивается — спать не дает. Всегда просыпаюсь. Все ножками стучит и стучит. Ай-ай, какой ты проворный! Зверя будешь быстро гонять, этими ножками быстро будешь бегать… Мамке мяса принесешь…»
Ночью долго не спит Дюбака, смотрит в полог, где сквозь проредевшую бязь просвечивают семь звезд Большого Амбара.[40]
«Будет ребенок сказку слушать. Расскажу ему: четыре звезды по углам четыре столба. Еще три звезды лесенкой — три ступеньки… как медведь в амбар полез за юколой… Русские кости в железных рубашках по всему Амуру догнивают. Когда последние черепа сгниют, русские на Амур вернутся… Так мой отец Локке говорил…»
Дюбаке жаль неизвестного человека, забредшего в трущобу и погибшего там…
«Может быть, это отец отцов моих, русский старик, догнивает… Может быть, его потомок маленький мне в сердце ножками стучит…»
На другой день в полдень охотники вышли к Мангму. Ледяной равниной раскинулся он, еще почти не тронутый лучами солнца, со всеми тростниками, сугробами, завалами.
— Велик, велик Мангму! — пали ниц братья.
Стали появляться птицы. Пролетел коршун. Нарту, мчавшуюся по льду, перегнала стая чаек.
Талый снег с водой хлюпал под полозьями. Мерцал теплый воздух. Лед, провисший в зимнюю убыль, так и не выровняло, изогнутым пластом лежит он на отмелях.
«Воды в Амуре мало», — думает Удога.
По дороге в Онда охотники остановились в Мылках, у матери Дюбаки.
