Диспетчер долго рассматривал красную книжечку, а потом привычным движением расправил усы.
— Меня Петрушко звать, Гаврила Степаныч, прошу любить и жаловать. Садитесь, говорите, чем полезен буду.
— Мне, Гаврила Степаныч, нужно расписание движения трамваев по двадцать девятому маршруту.
— Пожалуйста, это мы сейчас, — диспетчер порылся в стопке бумажек, лежащей на столе, достал нужную. — Вот оно.
Терентьев записал несколько цифр себе в блокнот.
— С тринадцати сорока пяти до четырнадцати часов сорока минут на остановке «улица Полевая» побывало три вагона?
— Совершенно справедливо, — подтвердил Петрушко.
— Где они теперь?
Петрушко самодовольно погладил усы.
— До точности могу указать. У нас, как на железной дороге: график — закон. — Гаврила Степаныч взял у Терентьева расписание, повел по нему толстым пальцем с пожелтевшим от табака ногтем. — Вагон номер двадцать два семнадцать недавно вышел отсюда, приближается к остановке «Ярмарочная площадь». Вагон одиннадцать сорок три — к остановке «улица Толстого». Пятьдесят ноль семь идет по Адмиральской. Проверяйте не проверяйте, так и есть.
— Скоро приедут сюда?
— Это тоже без запинки отвечу. Через тридцать две минуты — один, через двадцать — другой и через одиннадцать — третий.
— Ладно, спасибо. А скажите, бригады на них не менялись?
— Чего им меняться? — удивился Петрушко. — Кондукторы и вагоновожатые те же, что с утра.
— Я подожду их, побеседовать надо.
Петрушко погладил правый ус, искоса глянул на Терентьева и нерешительно сказал:
— Вы меня извините, товарищ Терентьев, спросить вас хочу.
— Пожалуйста, что за церемонии.
— Случаем, не хулиганов ищете, которые гражданина избили?
— Хулиганов? Нет. А почему вы про них вспомнили?
— Так просто, извиняюсь, тут у нас странное происшествие.
— Рассказывайте, рассказывайте, люблю про странные происшествия слушать, — улыбнулся Терентьев.
— Тома Бахелова говорила: к ней в вагон пассажир сел, весь избитый, в крови, хулиганы на него напали и поколотили. Тома в милицию заявить посоветовала, он сначала отказывался, а потом согласился, с трамвая сошел. Сойти сошел, а когда поехали, Тома на него глянула и видит — не идет он в милицию, ждет чего-то.
— Чего же он ждет? — спросил Терентьев, не пропустивший ни слова из рассказа Петрушко.
— Откуда нам знать? Бахелову сомнение взяло. Приехала сюда и ко мне. Что, мол, такое? Я говорю: звони в милицию, спроси, был избитый гражданин? Оттуда отвечают: не был, ничего не знаем. Вот какая история! — Петрушко тыльной стороной ладони подбил кверху усы, опустившиеся во время длинного рассказа.
