Моисей заметил, что Юрий не испытывает интереса к теме разговора. Как воспитанный человек, он не стал продолжать.
— Владимир мне намекал, что твое происхождение необычно. Я заметил, что ты неправильно говоришь по-русски. Приезжий?
— Приезжий, — кивнул Кондрахин, — из иного мира.
Моисей не удивился, Он обрадовался. Просто, можно сказать, просиял.
— Навия, Мердеш, Улолада, Земля, Шамхобалу, Розгор, Белведь?
— Земля. Откуда ты знаешь об иных мирах?
"Второй человек, с кем я говорю в этом мире, — и я уже открылся. Признайся, Юра, тебе просто повезло с Горшениным. Если бы не он, ты бы выходил на здешних ведунов месяцами".
— Я ведь историк. Моя тема — мировоззрение западных славян-язычников. В одиннадцатом веке их начало вытеснять христианство, но полностью не вытеснило и по сей день. Мне приходилось встречаться с ведунами, хранящими древнюю мудрость. Я знаю — иные миры не сказки для детей, не бредни дикарей. И на Тегле находятся люди, для которых они доступны. Для плоти или для души, не так уж важно.
Юрий подробно записывал диктуемые Моисеем названия деревень, фольварков, места расположения священных рощ, имена людей, к которым он мог обратиться. Память историка хранила множество подробностей.
— Не всех ты застанешь в живых, и не все захотят тебе открыться. Ты говоришь по-польски, на литовском наречии, или на языке Белой Руси?
Юрий отрицательно качнул головой.
— Русский язык, и то — земной русский. И земной немецкий. Но я могу считывать мысли простых людей, если они не пользуются мыслезащитой.
Глузман откинулся на спинку стула и принялся задумчиво общипывать гроздь винограда. Кондрахин уже сам сообразил, что, не владея языком, он не сумеет установить нужные контакты. Только посреди интернациональной, разнообразной Москвы он мог выглядеть обитателем здешнего мира. Но даже здесь, стоило ему заговорить — и внимательный взгляд немедленно разоблачал в нем приезжего.
В глухих лесных деревнях все знали друг друга, появляться там без местного провожатого, пользующегося доверием, бесполезно. Юрий попал в нужную ему цепочку приобщенных к ведовству людей, первыми звеньями которой были Горшенин и Глузман, но он не мог сделать следующего шага. Для этого требовалось изучение языка, а это отнимет столь необходимое время и подвергнет его ненужному риску.
Мысли Юрия приняли несколько иное направление. "А, собственно, зачем мне эти ведуны? Моя цель — отыскать Тегле-гада. Совершенно не обязательно, что здешние ведуны что-то о нем знают. Те, о ком говорил мне Моисей, в большей степени хранители древних преданий, владеющие примитивными навыками ментальных воздействий. Быть может, они мне вовсе не нужны. Но пусть Моисей думает, что я пойду подсказанным им путем. Если Тегле-гад подслушает его мысли, это собьет его со следа".
