Следователь снова вышел, но тут же появился мой сторож с винтовкой. В ожидании чая я снова раскрыл книгу о жизни лорда Биконсфилда.
Стрелки часов, которые все еще были на моей руке, успели обежать несколько кругов. Я читал до смены караула в здании НКВД. В комнату вошла группа солдат, и низкорослый старшина приказал одному из них остаться, а моему сторожу и остальным солдатам велел выйти. Мой прежний сторож прошептал что-то на ухо старшине.
— Так? — прогремел старшина и тут же обратился ко мне:
— Я слышал, вы проводите время за чтением книг. Вы, может, думаете, что у нас тут изба-читальня? Кто позволил вам читать?
— Следователь позволил, — ответил я.
— Следователь? Следователь не имеет здесь права слова. В этой комнате командуем мы. Охрана подчиняется мне, а у меня свой командир. Следователь не уполномочен… С этой минуты — никаких книг! Садитесь!.. Сюда!
Старшина велел мне встать и переставил стул в угол комнаты. Край стула едва не касался стены. Идея старшины все еще не дошла до меня во всей своей глубине, и я уселся более или менее «по-человечески»: лицом к двери и спиной к стене.
— Нет, у нас так не сидят, — поторопился старшина исправить мою ошибку. — Повернитесь лицом к стене. А ты, — обратился он к новому сторожу, — следи, чтобы он не двигался и не брал книгу.
Мое положение изменилось коренным образом: вместо книги перед глазами была стена. Но в первые минуты после изгнания из рая (в любой ситуации у каждого человека имеется свой «рай», из которого он может быть изгнан) я думал не о блеклой стене и об историях, которые она могла бы рассказать мне вместо Моруа. Я думал только о странном и решительном заявлении старшины: «Следователь не уполномочен… Здесь командуем мы…»
Следователь тоже говорил: «Мы знаем все», «Лучше расскажите нам правду». Чем отличается «мы» следователя от «мы» старшины? Один из них офицер НКВД, другой — младший командир в том же учреждении. Я вспомнил, как офицер НКВД, мой следователь, предъявил документы караульному, то есть рядовому НКВД, и лишь после этого приступил к исполнению своих обязанностей. Значит, на первом этапе ареста в системе НКВД имеется четкое разделение обязанностей. Задача следователя — вытянуть признание, и ему, несмотря на офицерское звание, разрешается только вести «беседу» в известной форме; непосредственная власть над арестованным находится в компетенции другого аппарата, и это двоевластие наверняка исчезает где-то там, на одной из высших ступеней руководства НКВД.
