Тайнопись плоти | страница 77



— Мне нравится твоя сдержанность, — говорит она. — Здесь редко найдешь таких.

— Зачем ты вообще затеяла эту шарашку?

— Мне же надо на что-то жить. У меня не тот возраст, чтобы ждать появления прекрасного принца. — Она смеется. — Да, боюсь и вкусы у меня несколько другие.

«Встань рядом со своим мужчиной, — звучит голос Тэмми, — и пусть весь мир узнает, что ты его любишь».

— Думаю летом организовать еще фестиваль кантри и вестерна, как ты думаешь?

— Смотря что нам придется на себя напяливать.

Она вновь смеется, правда, несколько пронзительно.

— А тебе не нравится чехол? Ты в нем смотришься великолепно. — Она произносит последнее слово с ударением на Э, отчего это «великолэпно» звучит не комплиментом, а зевом пропасти.

— Очень мило с твоей стороны подбросить меня до дому, — говорю я. — Может быть, зайдешь чего-нибудь перехватить?

— О-о, да, — отвечает она. — О, да!

Мы вылезаем из машины. Над нами висит стылое небо. Стылыми пальцами я отодвигаю засов и со стылым сердцем приглашаю ее войти.

— А здесь очень тепло и уютно, — замечает она, прижимаясь боком к печке. У нее мощный зад. Я вспоминаю шорты, что носил один мой дружок, — на них было написано: «КРУПко! Не кантовать!» Она виляет задом и опрокидывает на пол пивную кружку — толстяка в костюме XVIII века.

— Не волнуйся, — говорю я, — ему было слишком жарко здесь стоять.

Кресло скрипит под ее тяжестью, когда она опускается в него и берет предложенное какао, осклабившись при упоминании о Казанове. А мне казалось, что это факт малоизвестный.

— Это неправда, — поясняю я. — Шоколад — чудесное успокоительное. — Вернее, это тоже неправда, но Гейл Райт не проймешь превосходством сознания над материей. Я подчеркнуто зеваю.

— Трудный день, — говорит она. — И у тебя, и у меня. Тянет подумать о других вещах. О темных и волнующих.

Например, о патоке. Каково было бы барахтаться в патоке с Гейл Райт?

У меня был дружок по имени Карло — как раз темный и волнующий тип. Сам брился наголо и подбил на это меня, уверяя, что это обостряет чувственность. Меня, однако, не покидало ощущение, что я отбываю срок в пчелином улье. Но мне хотелось ему нравиться, от него пахло сосновыми шишками и морем, а все его длинное тело было влажным от страсти. Мы продержались вместе полгода, а потом он встретил Роберта, который был выше меня, шире в плечах и уже в талии. Они обменялись лезвиями бритв и отсекли меня от своей жизни.

— О чем ты мечтаешь? — спросила Гейл.

— О старой любви.