Торчать позволено наруже.
Хочу я вас просить, друг мой,
Пешком гулять идти со мной.
Пойдемте прямо на бульвар,
В среду толпы надменно-праздной
Давнишних барышень и бар,
Гуляющих в одежде разной:
Б<артенев>, Szafi, Jean Sbogar
[51].
И рыцарь все однообразный,
Всё верный прежних лет любви
И все они друзья мои.
Не правда ль? Как кажусь я вам?
Годился б я в аристократы?
Но мне неловко быть средь дам:
Я, рriмо, человек женатый,
Secondo, мне не по чинам
(Хоть всем знаком я как богатый);
О tertio я умолчу,
Его сказать я не хочу.
К тому ж во мне другая кровь,
В душе совсем другая вера:
Есть к массам у меня любовь,
И в сердце злоба Робеспьера.
Я гильотину ввёл бы вновь…
Вот исправительная мера!
Но нет ее, и только в них
Могу я бросить желчный стих.
Признайтесь, горек наш удел:
Здесь никого не занимает
Ход права и гражданских дел,
Иной лишь деньги наживает,
Другой чины, а тот несмел;
Один о выборах болтает
(Quoique, a vrai dire, on en rit
[52])
Дворянства секретарь (Убри
[53]).
Я с теми враг, кому знаком
Рассудок чёрствый, и не боле;
Кто даже мертвым языком
Толкует о широкой воле,
Кто только всех своим умом
Занять стремится поневоле,
Кому природы заперт храм,
Кто чужд поэзии мечтам.
Пойдемте же! Вот здесь, друг мой,
Увидим дом, где я жил прежде.
Любил любовь, был юн душой
И верил жизни и надежде;
Сперва (обычай уж такой)
Был немцу отдан я невежде,
Потом один, и в двадцать лет
Уже философ и поэт.
О! годы светлых вольных дум
И беспредельных упований!
Где смех без желчи? пира шум?
Где труд, столь полный ожиданий?
Ужель совсем зачерствел ум?
Ужели в сердце нет желаний?
Друзья! Ужели в тридцать лет
От нас остался лишь скелет?
Прошу не слушать, милый друг,
Когда я сетую, тоскую,
Что всё безжизненно вокруг,
Что сам веду я жизнь пустую.
Минутен, право, мой недуг,
Его я твердостью врачую,
И, снова прежней веры полн,
Плыву против житейских волн.
К чему грустить, когда с небес
Нам блещет солнца луч так ясно?
Вот запоют "Христос воскрес",
И мы обнимемся прекрасно,
А там и луг и шумный лес
Зазеленеют ежечасно,
И птиц весёлый караван
К нам прилетит из южных стран.
К чему грустить? Опять весна
Восторгов светлых, упованья
И вдохновения полна,
И сердца скорбного страданья
Развеет так тепло она…
Но мы оставимте гулянье
Имея в мысли ширь полей,
Смотреть мне скучно на людей.
