В порыве бурного наезда,
Мне повстречался становой,
Приятель закадычный мой.
С пучком приятных увещаний,
По воле ревностных властей
Он торопился для стяжаний
Недовзнесенных податей;
Но тут — хоть в нём душа окрепла
На службе — перед грудой пепла,
Как будто громом поражён,
Велел остановиться он.
Вздохнул, привстал, всплеснул руками
И вновь их опустил… Потом
Уныло щелкнул языком,
И мы разъехались…
6
Полями
Я еду долго. Скучен путь!
Но вот направо повернуть,
И виден лес в тиши глубокой.
Луна мерцает сквозь дерев,
И тени длинные стволов
По снегу стелются. Далеко
В лесную глубь уходит взор;
Уныл и гол холодный бор,
И пусто отголосок смутный
Блуждает в чаще бесприютной.
За этим лесом на горе
Высокий дом стоит, дряхлея.
Я знал его в иной поре!
К нему вела дубов аллея;
Литой решётчатый забор
Каймил его широкий двор,
Шумел прохладой сад столетний
Приют роскошный неги летней.
И было время, каждый день
Из городов и деревень
Съезжались гости; дверь подъезда
Не умолкала от приезда,
И в дом богатый принимал
Гостей радушный генерал.
Храня времён минувших нравы,
Он жил вельможей и любил
Пиров затейливых забавы;
Свои доходы не щадил
И сотни слуг рядил, как франтов,
Держал собак и музыкантов;
Неистощим был мшистый клад
Душистых вин в его подвалах,
Достойно царственных палат
Сияла роскошь в пышных залах…
И вот к нему со всех сторон
Спешили гости на поклон:
Спешил бедняк, судьбой прижатый,
Искавший милости богатой,
Спешил и тот, кто от него
Не ждал, конечно, ничего,
Но так — лелеял вместо чести
Наклонность к бескорыстной лести,
И среди них торжествовал
Наш, впрочем добрый, генерал.
Он находился ль в убежденьи,
Как Цезарь (что известно всем),
Что лучше первым быть в селеньи,
Чем где б то ни было ничем;
Иль о покойнице-супруге
Хотел поплакать на досуге
— Соседями не решено.
Известно только, что давно
Он прибыл жить в свое именье
И скорбь легко мог превозмочь:
При нём, ему на утешенье,
Росла единственная дочь.
И он любил её — насколько
Любить способен человек,
Чей беззаботно-праздный век
Как непрерывный пир летел, — и только!
Он дочь обычно целовал
Поутру, с ложа сна вставая,
ещё — ко сну благословляя;
Как куклу в детстве одевал,
Потом ценою дорогою
Ей гувернантку нанимал,
Чтобы обычной чередою
Учила барышню всему,
Что не полезно никому.
Ещё таилася в нем вера,
Что жениха он сыщет ей,
По крайней мере, камергера,
Из важных графов иль князей.
И так он ждал, когда ей минет
Заветный срок — семнадцать лет,
Тогда деревню он покинет
И дочь введет в столичный свет.
Так старый садовод ревниво
