- О! Mon cher! {Дорогой мой (франц.).} Так вы вернулись; теперь я отложу свой отъезд. Вене придется подождать меня... бедная Вена!
Но заметив, что мистер Трефри от слабости еле двигается, он искренне огорчился:
- Что случилось? Вы больны? Боже!
Исчезнув минут на пять, он вернулся со стаканом светлой жидкости.
- Вот! - сказал он. - Помогает от подагры, от кашля, от чего угодно!
Мистер Трефри понюхал, осушил стакан и обсосал усы.
- Ага! - сказал он. - Безусловно помогает! Только удивительно смахивает на джин, Пауль. - Затем, повернувшись к Кристиан, добавил. - А ну, подайте друг другу руки!
Кристиан перевела взгляд с дяди на отчима и наконец протянула руку герру Паулю, который обмахнул ее усами, а потом, когда девушка выходила из комнаты, ошеломленно посмотрел ей вслед.
- Дорогой мой! - начал он. - И вы поддерживаете ее в этой отвратительной истории! Вы забываете о моем положении, вы делаете из меня посмешище. В собственном доме я был вынужден слечь в постель, да, да, буквально слечь в постель, чтобы не казаться смешным.
- Послушай, Пауль, - сердито сказал мистер Трефри. - Читать нотации Крис имею право только я.
- В таком случае, - саркастически заявил герр Пауль, - я уезжаю в Вену.
- Можешь ехать хоть к черту! - сказал мистер Трефри. - И вот, что я тебе скажу... по-моему, это была низость - натравливать полицию на этого юношу... низость и подлость.
Герр Пауль тщательно разделил свою бороду надвое, присел на самый краешек кресла и, положив руки на расставленные колени, сказал:
- Я уже сожалею об этом, mais que diable! {Но какого черта! (франц.).} Он назвал меня трусом... фу, как жарко!.. а я до этого выпил в Кургаузе... я же ее опекун... вся эта история отвратительна... потом еще выпил... я был немного... enfin! - Он пожал плечами. - Adieu {До свидания (франц.).}, дорогой мой; я задержусь немного в Вене; мне надо отдохнуть! - Он встал и пошел к двери, потом обернулся и помахал сигарой. - Adieu! Будьте паинькой, поправляйтесь! Я куплю вам в Вене сигар.
И уходя, он захлопнул за собой дверь, чтобы последнее слово осталось за ним.
Мистер Трефри откинулся на подушки. Тикали часы, на веранде ворковали голуби, где-то открылась дверь и на мгновение послышался детский голосок. Мистер Трефри понурил голову: поперек его мрачного, морщинистого лица легла узкая полоска солнечного света.
Часы вдруг перестали тикать, и по загадочному совпадению голуби на веранде, затрещав крыльями, улетели. Мистер Трефри от неожиданности сделал неловкое движение. Он попытался встать и дотянуться до звонка, но не мог и сел на край кушетки. Со лба его скатывались капли пота, руки терзали грудь. Во всем доме не было слышно ни звука. Он посмотрел по сторонам, попытался позвать на помощь, и опять не хватило сил. Он снова безуспешно пытался дотянуться до звонка, потом сел, и в голову ему пришла мысль, от которой он похолодел.
