Медленно выступал из утреннего тумана остров Стронгила. Солнце коснулось огнедышащего конуса и через несколько мгновений залило весь остров, поднимающийся из фиолетового моря – пояс редкой растительности, бурые обрывистые утесы, крутые черные склоны, красноватые нависшие скалы.
– Митра Многопастбищный… – прошептал Гефестай, задирая голову. – Во где мощь!
Чудовищная «пиния», грозная туча, пополняемая миллионами тонн пепла, все больше и больше раздувалась, образуя подобие невероятного размера черного кочна цветной капусты. Ужасающий непрерывный грохот сотрясал вулкан, снопы бомб с глухим гудением устремлялись вверх и рассыпались в вышине, пронизывая воздух свистящими звуками падения. Вот, опять – сильный толчок, трескучий удар грома полнит уши, и в воздух взлетает букет красных ядер, медлительно описывающих дымные кривые.
– Смотрите, смотрите! – загомонили на палубе.
Потоки лавы, казавшиеся дрожащими за пеленой раскаленного воздуха, хлынули по черному изрытому склону. Небыстрой рекой расплавленного золота потекли в забурлившее море.
А десятки широко открытых глаз упивались жуткой красой, равняющей смертных с владыками мрачного Тартара.[19]
Блестящий желтый цвет огненно-жидкой массы переходил в красноту, дым над кратером окрашивался в фиолетово-багровый колер, сгущаясь в черные с синеватым отливом тучи…
Обойдя вулкан на почтительном отдалении, либурна взяла курс на Мессанский пролив. В редком утреннем тумане остров Стронгила становился все меньше и меньше, пока и вовсе не канул за горизонт, но черная туча еще долго маячила у окоема, а долетавший гул оживлял тускнеющие воспоминания.
В разгар дня показалась земля прямо по курсу. Справа тянулся берег Сицилии, а слева стлались земли Калабрии.
Пройдя узкий Мессанский пролив, либурна вышла на простор Сицилийского моря, и где там была Скилла, а где Харибда, никто толком не понял. И преторианцы сошлись во мнении, что эллины суть хвастуны и зело брехливы…
Переход через Ионическое море прошел без тревог, если, конечно, не считать беспокойства Сергия за оставленную Тзану. Лазурь вод отражала лазурь небесную, и еще неясно было, какая из них пронзительней и чище.
Время, и без того медлительное и тягучее на излете античности, в море будто вовсе остановилось. Либурнарии плели снасти под чутким руководством канатного мастера. Нашли себе дело и преторианцы.
Гефестай пристрастился ловить рыбу для своего возлюбленного кока – тягал из моря то полутораметровых змеевидных лихий, то кефаль, то еще что-то, трепещущее и топырящее плавники. Искандер сошелся с командиром либурны, оказавшимся «миксэллином» из Ольвии, полугреком-полусарматом. Римлян он недолюбливал, хотя императору служил верой и правдой. Имени его Сергий не упомнил, а прозвище у миксэллина было Скирон – по имени северо-западного ветра.
