Фуад пришел поздно вечером, когда уже стемнело. И хотя он старался держаться спокойно, видно было, что ему не по себе.
— Что-нибудь случилось? — спросил Али.
— Случилось, — буркнул Фуад. — Сегодня Абдолла-хан посылал за Рэмбо в Тебес. Пилот вернулся ни с чем.
— Что, Рэмбо нет в Тебесе?
— Нет. Он ушел в Мекку, потому что захотел стать хаджи. Так сказали там этому идиоту. Теперь пилот сидит в камере и молится, Абдолла-хан обещал содрать с него шкуру.
Али был обескуражен такой новостью.
— А что ты думаешь обо всем этом?
Уповаю на Аллаха. И еще одна новость: Абдолла-хан отобрал у меня ключи от камеры Тома Пери. Час от часу не легче.
— Чем ты вызвал его подозрение, что он уже не доверяет тебе?
— А он никогда никому и не доверял, — усмехнулся Фуад. — И сделал он это не из недоверия, а из любви ко мне. Он сказал, что, если Пери исчезнет так же, как и Барати, он может плохо подумать обо мне, а ему не хотелось бы этого, потому что он любит меня, как брата. Али покачал головой.
— Не нравится мне все это. Абдолла-хан что-то задумал. Что он мог задумать, Фуад?
Фуад пожал плечами.
— Это одному Аллаху известно. Твоего отца он потерял и теперь вцепится в Тома Пери зубами и ногтями. А Рэмбо он ждет, как пророка, — Фуад помолчал и осторожно спросил: — Али, как ты думаешь, Рэмбо ведь мог и не выжить?
— Его всю жизнь только тому и учили, чтобы выживать.
— Это так, — согласился Фуад и уточнил, — среди людей. А пустыня слепа. В нее уходят, чтобы не вернуться, целые караваны.
— Но ведь ты был с ним в горах, — напомнил Али.
— Что горы! — вздохнул Фуад. — Мертвые камни. А пустыня — она живая. Она любит поиграть с человеком.
— Совсем не о том заговорил, — упрекнул его Али. — Иди отдыхать. Ты устал. А завтра приходи встречать Рэмбо.
Фуад засмеялся.
— Спасибо, ты меня утешил. Я приду, если Абдолла-хан не придумает еще чего-нибудь.
— Уважаемый, помогите старому терьяки.
За углом стены сидел на корточках обросший седой щетиной курильщик опиума и протягивал руку. О его пороке сразу можно было догадаться по изможденному лицу и лихорадочно блестящим глазам.
— Видно, сама судьба послала мне вас в такую пору, — терьяки с трудом встал и, посмотрев на Рэмбо, в испуге отшатнулся. — О, Аллах! Вас ограбили и бросили в арык?
— Бросили, — кивнул Рэмбо. — А что ты здесь сидишь, разве рядом есть терьячная?
— Господина проводить? — глаза терьяки блеснули.
— Проводи, и я велю угостить тебя.
Это, пожалуй, единственное место, где можно переодеться и привести себя в порядок, не вызывая никаких подозрений. В таком виде, если и не задержит полиция, то уж все равно ни один таксист не посадит в машину.
