Весть о высадке американского десанта в Кевире разнеслась по всему Тегерану рано утром. Говорили разное — и то, что "береты" хотели освободить заложников в посольстве, и то, что они намеревались убить или захватить самого аятоллу, и даже то, будто они доставили сюда самого шаха, чтобы восстановить его на троне. Никто ничего не знал определенно. Точно было лишь известно, что Аллах покарал неверных слепотой: их вертолеты начали сталкиваться друг с другом, взрываться, а обезумевшие янки, оставшиеся в живых, в ужасе бежали.
Но и это утверждение подвергали сомнению, ссылаясь на заявление самого аятоллы: бежали далеко не все, многие из них рассеялись по Кевиру и бродят теперь в ожидании медленной смерти. Не вызывали сомнения лишь десять трупов. Их привезли в целлофановых мешках на двух открытых машинах к зданию посольства и показывали всем, кто хотел видеть. А потом оставили на сутки в посольстве в назидание заложникам — так будет со всяким, кто рискнет их освободить.
Абдолла-хан считал, что знает больше других. Сопоставив события последнего времени — визит Кэнби, появление в городе группы "арабских паломников" и, наконец, десант в Кевире, — он пришел к выводу, что все это составные одной операции, целью которой служило освобождение американских заложников. Сюда же он относил и похищение, а он уже не сомневался в этом, Мохаммеда Барати.
Но теперь у него был Том Пери — не чета доморощенному капиталисту Барати. Этого-то он уже не допустит. На все воля Аллаха, и случилось с Томом непредвиденное, он, Абдолла-хан, не будет нести за это никакой ответственности. Фуад интересовался Томом Пери. Он ходил к нему в посольство, и о чем они говорили — неизвестно, он настоял на том, чтобы перевести его в Ходжатию, он же сам и привез его. Теперь Фуад отвечал за жизнь Тома, как за свою собственную. Абдолла-хан так и сказал ему, когда он привез Тома в школу:
— Фуад, если с ним случится то же, что и с Барати, я не смогу тебе уже ничем помочь. Ты понимаешь меня?
— Да, саркар, — согласился Фуад. — Но ведь мы нашли для него надежное место.
— Барати сидел за стальной решеткой и стальной дверью, — напомнил Абдолла-хан.
