— Да, саркар. Есть новости.
— Заходи, — Абдолла-хан отпер кабинет и пропустил Фуада. — Садись, рассказывай.
Но Фуад не стал садиться.
— У нас гости, — сказал он. — Они хотят поговорить с вами, саркар.
— Кто это? — Абдолла-хан сел и без интереса посмотрел на своего помощника.
Теперь его не интересовали никакие гости. Одно дело почти разрешилось, а в успехе другого он был абсолютно уверен. Нужно лишь ускорить события. Сейчас все зависело только от него самого.
— Так что это за гости? — повторил он.
— Паломники из Каира, саркар.
Абдолла-хан удивленно посмотрел на Фуада и рассмеялся.
— Фуад, ты меня развеселил! Может, они приняли нашу Ходжатию за мавзолей, а меня — за праведного имама?
— Нет, саркар. Они прибыли от самого Кэнби.
— О, от самого Кэнби! Это, наверное, серьезно. Абдолла-хан уже освободился от страха. Аллах с ним, с этим Кэнби. Через неделю он уже будет в Мекке, по ту сторону Аравийского полуострова. А до той поры он готов наобещать посланцам майора все, что им будет угодно. Время! Сейчас нужно только выиграть время.
— Где ты их нашел, Фуад? — спросил Абдолла-хан. — И много их?
— Это они нашли меня, саркар. Думаю, в Кум заброшен десант паломников-арабов. С английским акцентом.
— Почему ты думаешь, что десант?
— Я разговаривал у мечети с некоторыми, которые показались мне подозрительными, и у всех английский акцент и выправка "зеленых беретов".
Не зря вынюхивал этот Кэнби, подумал Абдолла-хан. После его визита всегда что-нибудь случается. Неужели покушение на аятоллу? А может, его хотят выкрасть и обменять на своих заложников? Скорее всего, это вернее. И что же тогда?… Абдолла-хан заволновался.
— Сколько ты привел? — спросил он.
— Двоих, саркар, — араба и иранца.
— Где ты их держишь?
— В гимнастическом зале, саркар. Абдолла-хан поднялся и вышел из-за стола.
— Ну разве так можно, Фуад? Что они подумают о нас? Зови же их. Нет, вначале прикажи накрыть стол.
Фуад вышел, и через пять минут в кабинет Абдоллы-хана вкатили стол со сладостями, запотевшими кувшинами и бутылками пепси. А еще через минуту Фуад открыл дверь и пропустил мимо себя двух гостей в длинных аба — темных накидках.
Абдолла-хан мельком взглянул на высокого могучего араба, остановил свой взгляд на иранце, вгляделся в него, и ему стало не по себе.
— Али? — спросил он сдавленным голосом.
— Да, это я, баба, — Али наклонил голову, чтобы успокоиться и сдержать клокотавшую в нем ярость.
— Сынок! — Абдолла-хан дрожащими руками обнял Али и прижался лицом к его плечу. — Как ты вырос.
