Как бы по неизреченному зову духа богоугодного старца, художник и наведывался за Шелекшу, всматривался в ниву Данилова поля. Вгляќдывался в свои зарисовки Татарова бугра и Лягушечьего озерца. Оста новила акварель, где в водную гладь озерца гляделись матерые сосны. Татарова бугра. Едва заметные штрихи на этой акварели создавали встречный поток волн. Они шли с выси вниз и снизу вверх. Тяжелые, напряженные исходили как бы из подземелья. Легкие, прозрачные, сливаясь с облаков, лучили гладь Лягушечьего озерца. А на разделе этих волн возрождалась торжествующая зеленая нива. Художник не выделял на акварели этот раздел волн, их поток. Это угадывалось им теперь, при новом разглядывании рисунков. А тогда они возникли под его кистью сами собой. Глаз что-то приметил, рука проворно нанесла штрих. И вот увиделось новым зрением то, что возникло на месте, очищенном от скверны… Осознавалось и таинство действ избранника пахаря. Тяжелое уходило в преисподнюю, а светлое озаряло сотворенную им ниву. Воображение вырисовывало и мысленное видение духа старца-скитника. Он чем-то был похож со Старикам Соколовым Яковом Филипповичем. Этот представший перед внутренним взором лик и должен быть вырезан на кряќже сосны с Татарова бугра. Ему и венчать образы землепашцев-воителей, ратников отечества… На Святой Руси каждый и пахарь, и воитель. Замысел картины "Данилово поле" не сразу сложился. Но вот глаз художника пал на яркую рябину, росшую на краю поля со стороны речки Гороховки. Вернее, не сама рябина привлекла, а пышная кисть ее. Кисть эту держала ветка, опускавшаяся к ниве. Художник подошел к ряќбине, приподнял на ладони кисть, и ощутил ее тепло и покалывание ладони. На середине поля, куда глядела ветвь с этой кистью, означилось колыхание зелени, на которой сверкали блики утренних росиќнок. Росы уже не было, но сверкание ее осталось. Поле открывало художнику свою тайну… На следующее утро он пришел к этой рябине с мольбертом. Нанес на холст контуры поля. И опять как бы сама рука выводила невидимые, а лишь воображаемые штрихи и линии. Они сводились к тому месту, где был Татаров бугор. Приходил уже ежедневно к своей рябине. Но что-то тайное ускальзывало от глаза. Но вот когда видимое было нанесено на холст, на поле с выси сошел пучок света и осветил всю ширь поля. Означилось борение сошедшего с выси света с застилающей зелень поля. Все на глади поля как бы уже двигалось, изќменялось, завораживая воображение. Свет живительный истекал не тоќлько с небесной выси, им лучилась и Черемуховая круча за Шелекшей, плесо реки, сосновый бор за речкой Гороховкой. А издалека, со староќго моховского поля, из-за реки, подавала свои знаки художнику Сосќна-Волк. Она венчала округу своим шатром, как венчал купол церкви Всех Святых. Мирской храм она теперь и заменяла. Оберега люд, сама загадочно хранясь.
