Зина сидела устало и безразлично, если ранее лицо ее было бледно, то теперь оно покраснело и обильно покрылось каплями пота. Юрий Дмитриевич вытер ей пот куском марли, затем провел в свою комнату и уложил на тахту, подсунув под голову подушку. Папа Исай по-прежнему стоял в передней, не раздеваясь, а против него так же молча стоял Григорий Алексеевич.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал папа Исай. — Я внизу на скамеечке посижу, Зиночку подожду…
— Нет, нет, — сказал Юрий Дмитриевич. — Мы ведь с вами не договорили… Вернее, только начали… Я сейчас говорить хочу… Я думать хочу… Снимите плащ…
Он помог папе Исаю снять плащ. Под плащом была вельветовая толстовка.
— Вы и куртку снимите, ведь жарко, — суетился Юрий Дмитриевич, становясь всё более оживленным.
Папа Исай снял и куртку. Под курткой у него была свежая белая рубаха-косоворотка. Портрет Толстого висел на чистенькой муаровой ленточке.
— Я чай поставлю, — сказал Григорий Алексеевич.
— Так о чем, о чем это вы, — сказал Юрий Дмитриевич, когда папа Исай уселся за стол. — Христианство Христа и христианство церкви…
— Не церковь, а вера свела евангельское учение с неба на землю, — сказал папа Исай. — Сделала его применимым на земле.
— А вот это интересно, — подхватил Юрий Дмитриевич, подталкиваемый вовсе не словами папы Исая, а своими мыслями, — христианство из религии превратилось в форму правления… Материализация идеала… Да, Григорий, ты вот смотришь удивленно, но мы с тобой почти всю жизнь прожили в эпоху, когда раздумья сменялись ясными лозунгами… Я не о лживых лозунгах говорю… Я о тех говорю, в которых истина… Не убий… Не укради… Человек человеку друг… Идеалы, вместо того чтобы парить в воздухе, твердо становились на землю, удовлетворяли сегодняшним потребностям… Допускаю, в этом была жестокая необходимость… Но это таило в себе величайшую опасность, ибо нарушало природу мышления… Я к чему это, — смешался он вдруг, приложив ладони к вискам, — ах, я об идеале начал говорить, о том идеале, который в лозунг заключен был и на землю опущен… Смысл и величие всякой мысли в итоге, в идеале, и истина всегда проста… Верно, согласен… Смысл и величие всякой горы в ее вершине, но попробуй сруби с Эвереста вершину и поставь эту вершину в поле… Получится жалкий бугорок… Идеал потому и называется идеалом, что он никогда не может быть достигнут, как кусок мяса или женщина… Материализуясь, он исчезает…
Юрий Дмитриевич обошел вокруг стола. Он чувствовал необычный прилив сил, в глазах был лихорадочный блеск, а лицу было жарко. Папа Исай прихлебывал из блюдечка принесенный Григорием Алексеевичем чай.
