— Скажи ему, — Рэмбо сглотнул. — Скажи ему, я сожалею.
— Скажу в свое время. Девочку зовут Халима. Халид твой должник.
— За что он мне должен? За сбитые вертолеты? Что в этом хорошего? Деревня-то разрушена.
— Ты спас его дочь.
У Рэмбо перехватило дыхание. Шум сзади отвлек его. Мужчины спешились. Привязав лошадей к торчащим балкам, молча вошли в то, что недавно было их деревней.
— Они хотят разыскать тела тех, кто был им дорог, — сказал Муса. — Чтобы похоронить их.
Рэмбо услышал их горестные стоны и побрел за ними.
— Куда ты? — спросил Муса.
— Я помогу выкопать могилы.
Они копали найденными среди развалин лопатами. Времени, чтобы приготовить тела для захоронения, не было. Они знали, что новые вертолеты будут посланы на поиски этих двух. Из-за нехватки людей и лошадей афганцы не могли отвезти такое большое количество тел к подножью гор, где обычно совершались захоронения, и потому вынуждены были все сделать на месте. Со всеми возможными в этот момент почестями они опустили тела в траншеи и начали забрасывать их землей. На могилы положили зеленую ткань — цвет Ислама. Афганцы быстро прочитали молитвы. Хотя голоса звучали скорбно. Муса объяснил, что слова молитвы были радостные.
— Те, кто здесь умер, — все мученик. Они сейчас уже в раю.
Рэмбо не стал возвращаться к их давнему спору. Хотя и вспомнил его. Прославлять погибших за их жертву, радоваться, что их мучения закончились, но не выбирать смерть, и никак уж не желать ее себе. Заставить умереть врага.
— А теперь — месть, — сказал Муса.
Халид подал сигнал к окончанию ритуала. С глазами, полными слез, он отвернулся от могилы жены, поднял всхлипывающую дочь и посадил на коня. Остальные тоже вскочили в седла. Рэмбо и Муса сели позади двух всадников и обхватили их, чтобы не упасть.
Все отправились в предгорья. В тот момент, когда они достигли сосен, Рэмбо услышал отдаленный рев приближавшихся боевых машин.
«Вовремя, — подумал он. Еще бы минута — и нас засекли».
На все воля Аллаха, — сказал Муса.
Траутмэн дернулся, когда дверь его камеры распахнулась. Бок жгло. Спина разламывалась. Разбитые губы распухли. Лицо было сплошным синяком. Больше всего болели глаза. Даже когда он их плотно зажмуривал, яркий свет ламп все равно добирался до зрачков и щипал глаза, будто в них ему насыпали белого раскаленного песка. Спать. Если бы я мог хоть немного вздремнуть…
Из-за открытой двери послышался хриплый голос.
— Лейтенант, он готов отвечать? — Траутмэн понял, что говорили по-русски.
