Под стрелами Рэмбо обнаружил пластмассовую коробку с мягкой подкладкой. В ней лежали наконечники, каждый с четырьмя острыми, как бритва, зазубринами (в дюйм шириной и в два с половиной длиной, такими же черными, как лук и стрелы), наконечники навинчивались на резьбу, нарезанную на головке стрелы. На наконечниках название: «Медноголовый потрошитель».[2] Если же он не захочет пользоваться этими наконечниками, можно прикрепить другие, лежавшие в той же самой обитой мягкой материей коробке — конусообразные с надписями «Разрыв» и «Слезоточивый газ».
Лук и стрелы изобрели тысячелетия назад. Рэмбо вдруг отчетливо вспомнил, как, погрузившись в медитации, натягивал древний лук дзэн в буддистском монастыре в Таиланде. И тот ужас, который пережил, пользуясь тем комбинированным луком, которым был вооружен во время последнего пребывания в аду Вьетнама.
Тренируясь собирать и разбирать эту усовершенствованную модель древнего и в то же время столь современного оружия, Рэмбо снова не мог сдержать улыбки.
— Да, Бриггс был прав, — сказал он, повернувшись к Мусе. — Это нечто новое и в то же время старое.
— Я все еще не понимать.
— Поймешь.
Муса был чем-то озабочен.
— В чем дело? — спросил Рэмбо.
Муса указал пальцем на джинсы Рэмбо и его хлопковую рубашку.
— Ты должен переодеваться. Туда, куда мы идем, одеваться не так, понимаешь?
Рэмбо согласился с Мусой. Но Мусу все еще что-то беспокоило.
— Что?
Муса показал на медальон Коу, висевший на шее у Рэмбо.
— Куда мы идем, все мусульман. Буддист не любят.
— Этот медальон имеет для меня особое значение.
— Мусульман не любит буддист.
Рэмбо напрягся. Он знал, что Муса прав. Солдат должен быть хамелеоном, должен принимать обычаи людей, к которым обратился за помощью. Но снять медальон Коу означает для него предать память о ней, признаться себе в том, что она мертва.
Но если не снять медальон, можно обречь на смерть себя.
Он нехотя подчинился. Вопреки собственной воле развязал шнурок, снял медальон с шеи и положил в карман. И сразу же почувствовал себя нагим.
— Хорошо, — кивнул Муса. — А теперь будем есть пища.
Лошадь, на которой сидел Рэмбо, была привычной к крутым горным дорогам. Он держал поводья в правой руке, левой сжимал веревку, за которую была привязана идущая сзади лошадь-носильщик. Впереди него ехал Муса и тоже вел на веревке груженную поклажей лошадь.
Оба мужчины были в традиционных афганских одеяниях, мешковатые штаны и длинные рубашки навыпуск, на Мусе — афганская шляпа, похожая на башню, которую насадили на его макушку, увенчанную клочком гладкой шерстяной материи. Рэмбо был простоволос. Муса обулся в сандалии. Рэмбо надел армейские ботинки. С одного боку на поясе у него висел нож, с другого — сумки с разобранным луком и стрелами. В притороченной к седлу муфте лежала винтовка.
