- Я визуально зависима, - продолжала Надежда, - поэтому в борщ зелень не режу, а кладу укроп веточкой - в тарелку прямо...
Работала Надежда машинисткой в каком-то научно-исследовательском институте и, видимо, там почерпнула разные выражения, вроде этого "визуально зависима". В то же время слово "любовь" она произносила по-пермски: ЛЮБОФ (твердо в конце).
- Какая такая любоФ, где она? - риторически вопрошала соседка по палате. - То есть ты-то еще можешь полюбить, а вот чтобы тебя!..
Варя сама не знала, откуда у нее берутся взрослые выражения, но она их произносила, их было немало в эти дни. Были не только слова, но и поступки. Например, она заметила, что тапочки у него порвались в одном месте - взяла и зашила. Это было объяснением известно в чем. И стало хорошо. Для нее время стало надвременным, превратилось в покой, несмотря на эту пробегающе-убегающую девушку, всегда некстати появляющуюся возле них.
Через день Надежда предложила Варе тушь для ресниц, и Дыкин спросил: "Ты накрасилась? Зачем?".
- Ну... должна же я быть готова к тому, чтобы нравиться кому-то, если ты меня бросишь!
- Я тебя не бросишь, я тебя любишь, - ответил он и вдруг поцеловал Варю.
Они стояли за шторой в столовой. У поцелуя был вкус черешни и детства. Тут что-то не так, думала Варя, ведь я вступила во взрослую жизнь. И вдруг ее осенило: это понарошке, может, он поцеловал ее, как ребенка! Или это шутка, как неправильное согласование: "Я тебя любишь"... Но! Ведь воздуха еще больше стало, значит, не шутка?
Как быстро потом все для всех раскрылось. Сначала с нею строго поговорил отец:
- Представь: у тебя будет фамилия - Дыкина!
- При чем тут фамилия-то?
- Ну, Варя, тебе ведь учиться надо, ты же хотела в педагогический... и как ты в 16 лет будешь растить двух детей-то!
- Ах-ах, ужасы царизма, - так шутить Варя научилась у Мариэтки.
И тогда отец пообещал купить... золотые сережки, если Варя одумается. Это обещание много сказало ей, ведь мама была на инвалидности, из-за этого и перебрались в Пермь из деревни, чтоб чаще она могла обследоваться... Бабушка с трудом привыкала к городу, каждый день спрашивала: "А помните: наши поросята ходили в стаде с коровами? Ничьи не ходили, а наши ходили!". Бабушка недавно умерла, перед смертью (ей было за семьдесят) в ночнушке пошла на мороз: корову доить. С трудом уговорили вернуться. "Корова не доена!" - "Корову продали, мы в Перми!" - "Зачем продали?!"
И вдруг - золотые сережки! Но Сережа дороже всех сережек на свете.
