Бен вскинул голову.
— Он что-нибудь рассказал вам о нем?
— Очень туманно. Мне думается, епископ намеренно уклонился от ответа, когда я спросил его, какого рода манускрипт он ищет. И он все время юлил, скрывая свой интерес. Такая манера поведения показалась мне очень неприятной и странной.
— А у Рейнфилда была при себе рукопись? — спросил Бен, пытаясь обуздать нараставшее нетерпение.
— Да, — чуть помедлив, ответил Паскаль. — У него было нечто подобное. Но… Мне очень жаль…
Бен напряженно ждал. Две секунды показались вечностью, и наконец Паскаль продолжил:
— После того как они забрали Рейнфилда, я вернулся за кинжалом и нашел среди листвы промокшие останки того, что походило на древний свиток. Наверное, эти части манускрипта выпали из его оборванной одежды. Они увязли в грязи, когда он упал. Дождь почти уничтожил их… Чернила расплылись и частично смылись. Я разобрал какие-то рисунки и надписи на клочках. Предположив, что это ценный документ, я попытался собирать обрывки в надежде вернуть их законному владельцу, но бумага буквально расползалась в руках. Я принес то, что осталось, домой, однако спасти документ было уже невозможно. Поэтому я выбросил обрывки.
Бен опечалился. Если Рейнфилд имел при себе манускрипт Фулканелли, все его усилия оказались напрасными.
— Я не рассказал епископу о документе, — продолжил Паскаль. — Не знаю почему, но я испытывал животный страх перед ним. И интуиция подсказала мне, что лучше скрыть от него истину. — Священник покачал головой. — Хотя я знал, что о Рейнфилде вспомнят. Я предчувствовал, что кто-то будет разыскивать его и придет ко мне с расспросами.
— А где теперь Рейнфилд? — спросил Бен. — Вызнаете, где он? Я хотел бы пообщаться с ним.
Паскаль вздохнул.
— Боюсь, это невозможно.
— Почему?
— Потому что он умер. Пусть его душа покоится с миром.
— Умер?
— Да, около двух месяцев назад.
— Откуда вам это известно?
— Пока вы лежали в горячке, я позвонил в институт Леграна — психиатрическую лечебницу близ Лимо, где Рейнфилд провел последние годы. К сожалению, мы опоздали. Мне сказали, что несчастный покончил с собой в ужасной манере.
— Вот, значит, как! — прошептал Бен.
— Бенедикт, я начал с плохих новостей, но у меня есть для вас и хорошие вести, — похлопав его по плечу, произнес священник. — Я побеседовал с директором института и спросил, не приезжали ли к Рейнфилду родственники. Или, возможно, кто-то познакомился с ним во время его пребывания в лечебнице. Мне ответили, что никому в институте Леграна не удалось пробиться сквозь скорлупу его безумия. Он ни с кем не общался, не заводил каких-либо дружеских связей, вел себя вспыльчиво и агрессивно. Но в последние месяцы его иногда навещала экстравагантная иностранка. По непонятной причине ее визиты успокаивали Рейнфилда, и ей удавалось даже беседовать с ним, как с нормальным человеком. Директор института сообщил мне, что санитары просто не понимали, о чем она говорила с больным. Вот я и думаю, Бенедикт, что эта женщина может дать вам какую-нибудь полезную информацию.
