Для Момоко не могло быть ничего естественнее, чем взять его за руку, как если бы одни ребенок утешал другого. В комнате горела лампа, но все тепло шло от одной лишь маленькой жаровни. Пальцы у него были ледяные, однако постепенно отогрелись — у нее-то руки были еще теплые, она их всю дорогу прятала глубоко в карманы пальто. Они даже не смотрели друг на друга. Мысли и чувства передавались через копчики пальцев. Казалось, будто, держась за руки, они возрождали угасший способ передачи чувств — из тех далеких невинных времен, когда не было общения более близкого, чем такие едва уловимые пожатия.
Момоко взглянула на часы. Было уже очень поздно. Она мягко высвободила руку и встала. Они так долго просидели на коленях, что у нее затекли ноги и совсем измялось платье. Йоши сидел не шевелясь, с низко опущенной головой. Момоко выпрямилась и окинула взглядом комнату. Ее нельзя было назвать ни слишком тесной, ни слишком просторной. Как раз то, что надо, и в хорошем состоянии. Только вот пустовато — вся обстановка состояла из столика у окна, скудной посуды да мешка с рисом.
— Что это за место?
Йоши поднял глаза:
— Раньше была гостиница. Сейчас тут, конечно, ни туристов, ни путешественников. Хозяйка стала пускать постояльцев. Мне очень повезло.
— А чем ты питаешься?
Йоши пожал плечами:
— Что можно, покупаю с лотков и на черном рынке. На прошлой неделе вот ездил в Сендай, привез оттуда мешок риса. Купил у одного крестьянина, мы познакомились еще на войне, — Йошн пошевелил ногой, — Очень благородно с его стороны, на черном рынке он мог бы выручить за этот рис гораздо больше.
За окном смеркалось.
— Ты давно вернулся? — спросила Момоко.
— С месяц. Надо полагать, опять повезло.
— Неужели тебе раньше не пришло и голову связаться со мной?
— Пришло. — Он опустил глаза. — Я очень много об этом думал.
Момоко еще раз медленно обошла комнату, все не решаясь уйти. Уже в дверях она погладила его по впалой щеке, замешкалась на мгновение, не в силах справиться с невысказанными чувствами, но понимая, что о них сейчас не время говорить.
— Как же мы изменились, — проговорила она наконец.
— Да, изменились…
Лицо Йоши озарилось было мимолетной улыбкой и вновь окаменело, когда Момоко повернулась к выходу.
— Завтра, — сказала она.
— Ты не должна, не обязана.
— Я знаю. Завтра я буду у тебя.
Волчок и Момоко карабкались вверх но ступенькам мрачной лестницы. С потолка свисала единственная тусклая лампочка, да и ту раскачивали туда-сюда порывы ледяного ветра. Вдруг наверху хлопнула дверь, и они закинули головы, пытаясь разглядеть, что же происходит на следующей площадке.
