, положение в Китае, недавнюю смерть Йейтса, а также всеобщее затемнение
[8] и в этой связи наперебой вспоминали, как впотьмах часами плутали по вообще-то знакомым улицам. За такого рода беседами и состоялось официальное знакомство двух молодых переводчиков. Волчок весь вечер не сводил глаз с молодой японки, даже когда они не разговаривали друг с другом. Он издали любовался непринужденным изяществом, с которым она брала бокал, подносила ко рту ложку, расправляла салфетку. Она держалась скромно, с застенчивой уверенностью. Сияющая, нежная прозрачность девичьей кожи навевала мысль о расписных фарфоровых куклах. В конце вечера воображение Волчка было во власти одновременно хрупкого и чувственного образа.
Вспоминая вечер в Лондоне, Момоко забыла упомянуть лишь о том, что покинула прием, совсем потеряв голову из-за молодого лейтенанта. А тот, в свою очередь, из кожи вон лез, чтобы произвести на нее впечатление.
Волчок не слишком хорошо разбирался в женщинах, а в японках тем более. Но и его опыта хватило на то, чтобы понять: десять лет в Лондоне не прошли даром и Момоко была совсем не такой, какой полагалось быть молодой японской девушке ее происхождения.
— А потом моего отца отозвали, — проговорила она упавшим голосом, — и мы вернулись в Токио.
Волчок попытался приободрить свою собеседницу и принялся развлекать ее рассказами о посетителях, шумной толпой набившихся в клуб. Там были дипломаты с женами и любовницами, журналисты, офицеры американской и японской разведки и даже австралийский писатель, строчивший что-то в своей записной книжке. С особым удовольствием рассказывал Волчок о местных достопримечательностях вроде какого-то азиатского короля в изгнании или кучки сомнительных типов, которые чем только не занимались во время войны, а сейчас думали, как бы им поскорее унести ноги из страны или как снова превратиться в добропорядочных граждан.
Волчок заказал выпивку, и разговор перешел на довоенный Лондон. У них нашлось немало точек соприкосновения. Момоко снова предалась воспоминаниям об их старом особняке в Найтсбридже — интересно, пережил ли он бомбежки?
— Вам нравился Лондон?
— Я его обожала. Я же там выросла. У меня теперь два дома. Только не думайте, я Лондона толком не видела, — добавила она с сожалением. — Родители очень строго следили за тем, куда я ходила, и не разрешали ездить на автобусах или в подземке.
Волчку тоже хотелось поделиться чем-то из своей жизни, он заговорил о Кембридже. Туда мельбурнского студента-классика привели блестящие успехи по древним языкам и — редкое везение — факультетская стипендия.
