В сущности, она так и не прижилась здесь по-настоящему, так и не сошлась с людьми, и жизнь ее тянется отдельно от общей жизни колхоза, как этот дым из трубы, не смешиваясь с воздухом.
И хотя колхозники относились к ней с уважением, но и уважение у них не настоящее, а снисходительное, какое полагается воздавать ученым людям. Вот она говорила о трудностях на строительстве клуба, просила начислять ребятам трудодни, и ее слушали с уважением, но без сочувствия, слушали и думали о своих семьях, думали о том, что если без толку разбазаривать трудодни, то в конце года всем на круг меньше достанется. Она просила денег на обои, а они думали о том, что нечем кормить скотину и надо где-то изыскивать средства на покупку сена. Какие уж тут обои! У них свои серьезные нужды, серьезные заботы. Вот она решила ночью идти измерять периметр клуба, и все понимали, что это ребячество, но никто не остановил ее, никто не сказал, что это глупость. Наверное, и не дождутся ее, посмеются немного и разойдутся по избам, к своим мужьям и женам, поужинают и лягут спать. А у нее нет даже человека, которому можно пожаловаться, рядом с которым поплакать.
— А вот все равно пойду и смерю, — ожесточаясь, шептала Тоня.
Скрип ее шагов уже отзывался трескучим эхом в голых стенах — она подошла к клубу.
Тоня с детства боялась темноты нежилых и неустроенных мест. Но тоска одиночества в этот момент была так сильна в ней, что заглушала все другие чувства, и, ни о чем не думая, она поднялась по чуракам, набросанным возле дверного проема, внутрь.
Старая половина здания была покрыта кровлей, а на другой, пристроенной половине только еще поднимались стропила. Тоня промерила сперва наиболее трудную, темную часть, затем прошла в пристройку. Пол там еще не был настлан, и доски, припорошенные снегом, в беспорядке валялись на лагах.
Осторожно пробуя ногами, где ступить, чтобы не провалиться, Тоня начала мерить и вдруг услышала за стеной какое-то шевеление.
— Кто тут? — спросила она, замирая от страха.
Никто не отвечал. Но легкий шум повторился.
— Кто тут? — снова спросила она одновременно пугающим и испуганным голосом.
В проеме показалась темная долговязая фигура человека с мешком в руке. Человек спрыгнул вниз и нескладно прислонился к стене.
— А-а, Матвей! — успокоилась Тоня. — Ты зачем пришел?
— Болты принес, — он бросил мешок, тяжело звякнувший металлом. — Алевтина сказала, что ты здесь. Вот и сдаю из рук в руки.
Он шагнул к ней, и лунный свет залил его с ног до головы. Его напряженное лицо напугало Тоню. Она молча отступила.
