— Саша, — спросил я, — а что у тебя за работа?
Она удивленно на меня посмотрела.
— Я никогда не говорила, что ли?
— Нет.
Они с Бобом переглянулись. Саша пожала плечами.
— Я психолог, — сказала Саша.
— Ну-ну, — заметил я, слабо улыбаясь.
— Да скажи ему, — махнул рукой Боб.
Саша вздохнула.
— Я работаю с хинко, — сказала она. — Ищу сильных, тех, кто может нам помочь. Ищу тех, у кого необычные, редкие способности. Кого найду, с каждым беседую, приглашаю с нами сотрудничать. Многие идут навстречу. У нас платят хорошо, соцпакет, льготы…
Вот оно как. Значит, в органах про хинко знают все подряд. Или все, кому положено — это, в общем, одно и то же. Нет, я подозревал, конечно, что наше существование — не такая уж тайна за семью печатями. Но все равно приятней думать, что о тебе знают только такие, как ты. Ну, и некоторые простецы, кто побогаче да повлиятельней. Да, Милон Радович, вы, как всегда, оказались правы. Как вы говорили тогда? 'Притворяйтесь людьми. В гибкости — сила. Будьте людьми внешне, внутри же храните свою природу. Если о нас станет известно простецам, простецы сживут нас со света, потому что привыкли уничтожать все, что не похоже на них. Будьте незаметными, прячьтесь в траве, спасайтесь на ветвях деревьев. Жизнь наша — тайна, и потому в тайне — наша жизнь…' Был вечер, и часы, отведенные на урок, давно прошли. За окном было мокро и тоскливо (как теперь), а он все говорил и говорил, уставив взгляд на сцепленные пальцы, и мы слушали. Мы, конечно, тогда ничего не понимали. Но слушали. Потому что было невозможно, нельзя было даже представить себе, как это: не слушать, когда говорит Милон Радович. У каждого котенка, у каждого щенка — у любого маленького хинко, который смотрит на мир непривычными, человеческими глазами — есть учитель. Должен быть учитель. Потому что иначе ты свихнешься, не успев получить паспорт. Ты боишься людей, с трудом отвечаешь, когда они с тобой заговаривают. Тебя тянет к кошкам. Ты любишь свернуться клубком и спать при свете, любишь вылизывать руки, тебе снятся сны, где ты — вовсе не ты, а прекрасное существо с зелеными глазами и мягким мехом. Эти сны не отступают и наяву. Ты умеешь издавать ни на что не похожие звуки, сам не понимаешь, как, но умеешь. И еще: твоим близким всегда везет… Родители сперва умиляются и сюсюкают, слушая твои рассказы о прошлой жизни. Это — в пять лет, в шесть. Потом — смеются, уже немного тревожно, уже нерадостно. Это — в восемь лет, максимум, в десять. Потом настает время первого визита к детскому психологу. Потом… если повезет, тебя найдет учитель. Я успел пройти почти все стадии, когда меня отыскал Милон Радович. Вычислил каким-то, одному ему ведомым способом очередного странного ребенка в школьном стаде, выждал время, угадал момент и открыл истину. Не всем везет так, как повезло мне.
