Я застыл.
— Черт. Извини, — спохватившись, сказал Боб.
— Проехали, — сказал я.
Боб принялся старательно давить сигарету о подошву ботинка.
— Вообще, я слышал, прикрывать собираются всю эту лавочку, — сообщил он. — Вроде, закон готовят, чтобы все казино из города убрать. Тоже повод торопиться.
Я безучастно кивнул. Закон так закон. Дура лекс, сед лекс.
— Непонятно только, каким образом Черный успел столько наиграть, — продолжал Боб. — Вроде, они… в общем, если он только сегодня утром с Диной… Э-э…
— Я понял, — сказал я быстро. — А может, они здесь уже были? Черный сыграл, пришел сюда… с Диной… деньги оставил, потом опять ушел. Ушли, то есть, они. С Диной.
Боб покачал головой.
— Со временем напряженно. Но, скорее всего, что так и было. Либо его еще кто-то подкачивал до Дины. О!
— Чего?
— Что, если он сам себя научился. А? — Боб щелкнул пальцами.
— Что, сам себе удачу повышать? Это исключено.
— Уверен? — спросил Боб с подозрением.
Я вздохнул.
— Этого вообще никто не умеет. К сожалению. У нас получается работать только с другими людьми, себе ни одна кошка дарить не сможет. Это… ну, как самому с собой поцеловаться, что ли. Невозможно при всем желании.
Последовала пауза.
— Да, неудачное сравнение, — признал я.
Боб пожал плечами:
— Тебе виднее. Откуда мне знать, какие у великолепных кошек желания.
— Ах ты, песья шкура, — сказал я, и мы захохотали. У меня отлегло от сердца. Чертова сумка давала надежду, хоть и слабую, на то, что Дина осталась мне верна. Глупо, знаю. Но я все время ждал какого-нибудь знака, который бы на это указал. Может… может, просто проучить меня решила…
У Боба за пазухой пискнул телефон.
— Да, — сказал Боб. — Да? Где? Ай, молодца. А это точно они? Ну, давай. Жди.
Я боялся поверить, но Боб сказал:
— Все, нам повезло. Копайгора их поймал.
— Что, правда? — я даже не стал переспрашивать фамилию.
Боб улыбался до ушей, словно спаниель, который нашел утку-подранка и принес ее хозяину.
— Поехали, старик, — сказал он. — За полчаса долетим.
Это были очень хорошие слова, я бы сказал — героические. После таких слов полагается сразу поехать и за полчаса долететь. Но вышло по-другому. Сначала пришлось ждать, переминаясь с ноги на ногу, потея, дергая пуговицы надетого до времени плаща — ждать, пока Боб побросает деньги обратно в сумку. Разумеется, оставлять их на полу не годилось, изувеченная дверь в квартиру могла считаться дверью только номинально, да и не было гарантии, что сюда не придут старательные приятели адидасового Пети. Но все равно казалось, что Боб надо мной измывается, стараясь растянуть процесс. Наконец, с деньгами было покончено, Боб застегнул сумку (гнев, о богиня! с третьего раза), и, проскочив вперед меня, побежал вниз по лестнице. Всегда он так: сам на коне, а всем остальным предлагаются роли в массовке. Оказавшись в машине, Боб с жирным хрустом врубил передачу, и 'уазик' затрясся по узкой дорожке к выезду. Не тут-то было. Одновременно захотелось выехать еще трем машинам. До черта в этом дворе автолюбителей собралось, доложу я вам. При каждой встрече приходилось тормозить, и начиналась дерганая рокировка, причем казалось, что 'уазику' дорогу уступают подчеркнуто медленно, словно глумясь. В конце концов, проклятый двор остался позади, Боб заложил крутой вираж, выходя на проспект, и уже через пять минут мы, беспечные и стремительные, влетели в пробку. Это была не та вялотекущая, дежурная пробка, в какой ежеутренне и ежевечерне томятся офисные работники. Эта пробка не относилась и к аварийным заторам, когда машинами запружена вся улица, и с первого взгляда ясно, что надо ехать в объезд. Нет, пробка, которая поймала наш 'уазик', принадлежала к редкому, коварному виду пробок, которые сперва заманивают водителя мнимой свободой, а потом внезапно оборачиваются многокилометровым, зловонным, безнадежным стойбищем. Сначала Боб ужасно бранился, вертел руль, строил отчаянные рожи соседям, сигналил и мигал фарами. Потом ему надоело, он заглушил двигатель и сказал:
