— Давно у вас с ними контакт?
— С прошлого лета.
— Что они из себя представляют?
— Ничего особенного. Обыкновенные наркоманы.
— Вроде вас…
— Есть и более пристрастившиеся, — скромно признаётся молодой человек. Потом, словно констатируя факт, замечает: — Вы, я смотрю, не курите…
Я подталкиваю к нему пачку сигарет и зажигалку, выжидаю, пока он закурит.
— И сколько этих подонков?
Он задумывается, загибает пальцы, подсчитывая:
— Семь человек. Четыре парня и три девчонки.
— Назовите их и опишите каждого.
Эта инвентаризация отнимает у нас довольно много времени, потому, что лохматый несёт всякий вздор, в том числе и о своих музыкальных и сексуальных вкусах, и мне часто приходится его прерывать и направлять в русло нужных мне сведений.
Сейчас мне необходим один-единственный индивидуум, но чтобы разобраться, есть ли такой экспонат в этой коллекции обормотов и кто именно, приходится листать весь каталог…
— Боян давно принимает наркотики?
— Ну, что он за наркоман?! — презрительно кривит губы молодой человек. — Так, балуется!
— Что ещё о нём можете сказать?
— Внешне довольно приятный, интеллигентный, молчаливый…
— Если он молчаливый, то как вы поняли, что он интеллигентный?
— Но он же не круглые сутки молчит…
— Недостатки?
— Старомодный.
— В смысле?
— В самом прямом смысле. Мещанские вкусы… Одет почти как вы…
— Может, даже моет шею?
— Боюсь, что да.
Через час лохматый произносит умоляюще:
— Слушайте, а нельзя обойтись без этого противного сиропа?
Он явно имеет в виду приятную мелодию, которую я лично давно уже перестал слышать.
— Сейчас я играю! — отвечаю я строго. — А вы должны плясать под мою дудку.
— Но я пляшу уже два часа!
— Это только начало, — успокаиваю я его. — Расскажите, какие у вас связи помимо этой богемы.
Ещё через час он почти стонет:
— Я сейчас потеряю сознание, если вы мне не дадите немного зелья!..
— Чего?
— Я сказал: зелья! Травки! Марихуаны! Морфия! Вы же советник по культуре… Достаньте хоть одну ампулу в аптечке вашей фирмы!
— Всему своё время. Получите, когда сочтём нужным, и даже не одну. Но вы должны это заслужить. Так что, молодая обезьяна, вернёмся к нашим танцам! Продолжайте!
* * *
Он говорит до тех пор, пока я не приступаю к конкретной постановке задачи:
— Всё должно делаться тайно и без ненужных инцидентов, — предупреждаю я. — Я тебе говорил об армии, но могу нарисовать и более мрачные перспективы.
— Не сомневаюсь, — бормочет он. — Я уже понял, что вы не любите ближнего своего.
— А могу и полюбить. Это зависит только от его поведения. Итак, первое: уговорите Бояна.
