Развлечение, которое могло бы доставить мне это зрелище, быстро сменилось недоумением, поскольку я не мог не признать мой собственный текст — отрывок из статьи, которую я недавно предоставил многообещающему новому журналу мистера Томаса Уайта «Южный литературный вестник».[2]
Я начал уже прозревать истину, но тут меня отвлек оживленный шум под окном. Казалось, будто там собралась стайка болтливых школьников. Хотя слова разобрать было трудно, интонацию восторженного изумления я бы ни с чем не спутал.
Мой же посетитель твердо вознамерился довести чтение до конца:
— «Если автор желает выставить себя на посмешище, это его личное дело. Но мы не видим резона поддерживать такое начинание и самих себя могли бы упрекнуть в попустительстве, если бы не предостерегли несведущих против подобной стряпни».
Этим суровым, хотя и вполне заслуженным выводом заканчивалась моя статья, а с ней — и декламация незваного гостя. Оторвав свой взгляд от бумаги, он скомкал ее и, не церемонясь, швырнул на мой рабочий стол.
— Итак, сэр, — произнес он, уперев руки в боки и с вызовом взирая на меня. — Полагаю, вы не станете отрицать, что эти не-бла-госклон-ные слова написаны вами?
— Ни при каких обстоятельствах я бы не отрекся от своего мнения! — холодно возразил я. — Но я настаиваю на своем праве получить объяснение: по какой причине вы вторгаетесь в мой дом?
— Ну, если до сих пор не скумекали, не так уж вы востры, как люди думают, суда по вашим цветистым оборотцам.
Эта отповедь вызвала у меня такое возмущение, что, невзирая на явное физическое превосходство противника (не говоря уж о том, что мои туго натянутые нервы были окончательно измотаны изучением книги Вальдемара), я приподнялся с места, готовый вышвырнуть наглого незнакомца из своего кабинета.
Но в этот самый момент вновь раздались шаги, и в комнату ворвалась какая-то низкорослая фигурка. Я узнал Джимми Джонстона, младшего сына купца, проживавшего в соседнем доме. За ним по пятам следовало с полдюжины закадычных друзей. Все они столпились в дверях, маленький Джимми возвел очи горé, по лицу его разлился восторг, словно он созерцал одно из признанных чудес света: покрытые снегом вершины могучих Скалистых гор, например, или ревущие водопады Ниагары.
— Это… это взаправду вы? — почтительно пролепетал наконец мальчишка.
Из объемистых недр незнакомца вырвался громкий хохот. Наклонившись, он отечески положил ладонь на плечо оторопевшего мальчишки.
— Вот именно, малец. Чтоб меня пристрелили, если ты не проворней умишком, чем некоторые повзрослей тебя. — Выпрямившись во весь рост, он запрокинул голову и проревел: — Я — полковник Дэвид Крокетт, он и есть. Наполовину конь, наполовину аллигатор с крепкими челюстями черепахи в придачу. Я стреляю метче, бегаю быстрее, ныряю глубже, дерусь крепче — и
