— Враг меня побери! — воскликнул он наконец. — Ничего поганее этих художеств в жизни не видывал! Что за люди вешают такое у себя в гостиной? Поверьте мне, По: этот Ашер, сколько бы он на себя важность ни напускал, на самом деле подлый проходимец, только и всего!
Тут мы как раз подошли к массивному стеллажу, занимавшему целую стену. Просматривая ряды старинных запыленных книг, я не мог не отметить, до какой степени их аномальные темы соответствовали той болезненной живописи, из которой состояло собрание Ашера. Среди множества редких курьезов, заполнявших высокий шкап, я узнал причудливые и зловещие труды: «Бельфегор» Макиавелли, «Подземные странствия Николаса Климма», принадлежащие перу Хольберга, «Хиромантию» Роберта Флада, «Молот ведьм» Якова Шпренгера и Генриха Крамера, «Демонологию» Роберта Скотта и «Practica Inquisitionis Heretice Pravitatis» Бернарда Гвидония, и даже — наиболее знаменательная находка — небольшое издание ин-октаво «Vigiliae Mortuorum secundum Chorum Ecclesiae Maguntinae».[26]
Когда я просматривал заголовки этих изумительных томов, взгляд мой упал на странно знакомую книгу в богатом переплете из зеленой кожи, с золотым тисненым названием. Испустив крик удивления, я протянул руку и выхватил этот том.
— В чем дело, По? — воскликнул Крокетт.
— Смотрите! — вскричал я. — Это — еще один экземпляр той самой книги, которую я изучал, когда вы впервые явились в мой дом несколько дней тому назад, чтобы предъявить мне свой внезапный и необдуманный ультиматум.
Выхватив книгу из моих рук, полковник раскрыл ее, и лицо его приняло замечательное выражение испуга и удивления, как только он прочел надпись на титульном листе.
— «Ингумация прежде Смерти», — прочел он вслух и поднял глаза. — Какого дьявола это значит, По?!
— Этот трактат посвящен ужасному — немыслимому — невыразимому ужасу преждевременного погребения.
— Преждевременного погребения! — подхватил полковник. — То есть — человека зарывают на шесть футов в глубь земли, прежде чем он испустит дух?
Мурашки ужаса побежали по моей коже.
— О да, именно такую прискорбную, роковую ошибку обозначает смутившее вас выражение, — ответил я. — Из всех ужасов, какие могут представиться смертному, этот — превыше всех, ибо одна мысль о нем наполняет душу невыносимой тревогой и всепокоряющим страхом!
— Скверное дело, — согласился Крокетт. — Этот Ашер становится мне все подозрительнее.
Захлопнув книгу, он передал ее мне, а я в свою очередь вернул том на полку. Обернувшись вновь к полковнику, я при свете канделябра увидел, как он всматривается в некую точку у самого края массивного стеллажа. Проследив за направлением его взгляда, я обнаружил небольшое углубление в стене или
