Хлеб и снег | страница 34



— Ты чья же будешь? — спрашивает старуха.

— Я председателя Банникова внучка.

— А зовут как?

— Таня.

— Ох ты! — Старуха вдруг улыбнулась. — А ведь и я Татьяна!.. Ну, садись, Таня. Я чай пью, и ты попей.

Старуха достала большую чашку, налила из блестящего жёлтого самовара кипятку, подлила из маленького чайничка чаю.

— Баранку хочешь? — даёт Тане баранку.

В сахарнице мелко наколот сахар. Сидят они за огромным столом, смотрят друг на друга, как через площадь.

— Что ж молчишь? — говорит старуха. — Расскажи, откуда приехала.

— Из Москвы.

— Из Москвы-и? Далёко!.. А долго ли гостить станешь?

— Долго… — Таня вздыхает. — Целый год.

— Верно, долго, — говорит старуха. — Что ж в Москве не жилось?

— Мама и папа уехали, а меня сюда. Они полярники.

— Уехали? — переспрашивает старуха. — Вот и у меня уехали. Четыре сына да и муж.

Старуха молчит, задумавшись, а Таня отхлёбывает чай и осматривается. В углу висят тёмные-тёмные картины. Таня уже знает: это иконы, о них спрашивать не надо. А рядом в большую рамку за стеклом вставлено много разных фотографий — маленьких, чуть покрупней. Они уже все старые, пожелтелые. Скоро уж совсем тёмные станут, как иконы.

— Что смотришь? — спрашивает старуха. — Фотки?.. Это вот они и есть — сыны мои да и муж.

Старуха подымается, идёт к рамке с фотографиями, и Таня за ней.

— Вот они. — Старуха показывает пальцем на фотографию.

Пятеро мужчин и женщина сидят за тем же большим белым столом и внимательно смотрят на Таню.

— Это вот старший, Николай, — говорит старуха, — это второй — Фёдор, это третий — Илья, это самый младший — Гриша. А это муж мой — Иван Николаевич.

Таня приглядывается к старой фотографии:

— А это вы, бабушка Таня?

— Я.

— Какая вы молодая!

— Да уж сколько времени прошло! И молодая пожила, и пожилая побыла, теперь старая стала.

— А куда ж они уехали?

— А на войну.

— На войну?!

— На войну… Уехали да вот и не вернулись.

Таня смотрит в окно — на медленно падающий крупный снег. Потом опускает глаза и видит белёсый выскобленный пол. Чёрная щель в полу расплывается, расползается перед её глазами…

— Чего ж ты? — говорит старуха. — Не плачь!

А Тане очень жаль её. И очень горько оттого, что вот только что на фотографии они сидели всей семьёй за столом, уставленном закусками и бутылками. И вдруг всё пусто. В доме только старуха да Таня… Война!

— Не плачь, за них уже вдоволь выплакано! — Старуха гладит Таню по голове, рука у неё жёсткая, как гребёнка, — Я уж за них и пенсию получаю. Раньше не хотела брать. Что же, говорю, за живых пенсию получать!.. А теперь получаю…