Разведчик «Мертвого сезона» | страница 75
Голос за кадром: «Благодаря этому обстоятельству он получил потом на десять лет меньше того, что мог бы получить…»
Фильм мы смотрели вдвоем. Конон Трофимович комментировал. Про сцену ареста сказал, что снято довольно близко к истине. Потом добавил: когда на него надели наручники и обыскали, нет ли оружия, он заметил, что один полицейский зорко следит за тем, чтобы арестованный не проглотил ампулу с цианистым калием (вероятно, по нашумевшей ленте «Пять секунд, и я умираю!»).
«Мне казалось, — продолжал Конон Трофимович, — что все это не со мной происходит, какой-то кошмар! Я бы сказал: как в кино! Хотя и понимаю, что степень реальности происходящего зависит от когда-то избранного амплуа.
Поясню. Ни страха, ни волнения я не испытывал. Кто-то из полицейских, держа мои руки в своих, явно считал мой пульс и до того был поражен спокойным ритмом, что вытаращил на меня глаза.
Тогда я спросил его: «Вы врач?»
Он ответил: «Мы везем вас в Скотленд-Ярд, вы это понимаете?»
Куда меня повезут, я знал еще двенадцать лет назад!»
Вместо заключения
…Конон Молодый умер через полгода после наших встреч и бесед. На похоронах Конона Трофимовича было много народа, гроб с телом выставили в фойе клуба Дзержинского.
За несколько дней до смерти, словно чувствуя ее приближение, Конон сказал жене в минуту редкого для разведчика откровения: «Знаешь, Галя, если бы мне сейчас дали задание и документы, я, несмотря на все пережитое, опять поехал бы в какую-нибудь страну, но с моих пальцев, Галя, там уже взяли отпечатки…»
Он был долгом и сердцем прикован к делу, которому отдал сначала здоровье, а потом жизнь. Осталась память. И скромная могила на небольшом крематорском кладбище при Донском монастыре, — это для тех, кто вдруг захочет положить на серую плиту букет полевых цветов, которые так любил мой герой.
Послесловие
А теперь я намерен рассказать вам правду, связанную с написанием повести о К. Т. Молодыем. Объявил мне о неожиданном заказе Володя Губарев. Побывать в КГБ на Лубянке, чтобы собрать материал о разведчике, увидеть его «живьем» и вправду могло показаться интересным делом, особенно с творческой точки зрения.
Володя Губарев и повел меня в Комитет. Почему он взял на себя обязанность «связника» с госбезопасностью, я не знаю и знать не хочу: возможно, именно Володя вызывал у ведомства наибольшее доверие, то ли он сам пошел к ним встречным курсом? Умолкаю. Все такие вопросы я от себя отвожу. Конечно, я мог бы и догадываться, рискуя грубо ошибиться и в точку попасть, а вообще-то все это — темный лес, в котором и зрячему легко заблудиться. Можно таким же образом обидеть кого-то или недооценить его, все от самого устроителя зависит. Так или иначе, а дело случилось в конце шестьдесят восьмого года.