. Зачем говорить об этом снова? С тех пор прошло уже двадцать лет, и твердить одно и то же – что за скучная навязчивая идея! И Панчо испытывает такое отношение к тысячам и тысячам молодых людей, потому что они для него совершенно нереальны – это просто нечто из прошлого, всего лишь приколотые к повязкам фотографии, плоские и черно-белые.
Но есть люди, для которых время ничего не меняет; время не имеет значения, нельзя ни закрыть дела, ни урегулировать конфликт.
– Здесь люди не остаются в семье, им это не нужно. Как только англичанам исполняется восемнадцать, они отделяются от семьи. – Панчо продолжает восхвалять латиноамериканские традиции.
– И правильно, – говорю я, – так лучше. А то, о чем ты говоришь, это на самом деле финансовое и общественное давление, из-за которого молодые вынуждены прятаться в парках, пока им это настолько не надоест, что они женятся. А матерям приходится обслуживать не только своих мужей, но и разгильдяев-сыновей.
Панчо вспыхивает, потому что до роковой связи с прекрасной Софи именно так и было: он валялся в своей квартире в Поситос, а мать и служанка хлопотали вокруг него. Затем благодаря Софи у него появилось другое жилище, где он мог беспечно жить, иногда приходя домой, потому что Софи не готовила ему завтраки и не стирала его белье. И все неприятности начались тогда, когда в Лондоне у него вместо двух квартир осталась одна.
– Но у тебя все иначе, Орландо. Ведь в Тупас ты вполне насладился прелестями свободной любви, правда?
Меня смешит презрение, с которым он говорит о «прелестях свободной любви». Мальчишка, свысока смотрящий на старшего, потому что у того хватило смелости быть более безрассудным, чем он сам.
– Не совсем так, – отвечаю я.
– Это хорошо в теории, – философски замечает Панчо, – но не работает на практике. Как коммунизм. Ты действуешь противно человеческой природе.
– О, да, человеческая природа.
Помню жаркий день сразу после нашего приезда в Аргентину, когда мы с женой повели своих маленьких детей в парк с аттракционами покататься на super-aviones[51]. По дороге детишки страшно безобразничали. В какой-то момент терпение жены лопнуло, и она ударила сзади по ногам Сару. Шлепнула она ее действительно яростно. Из автобуса, остановившегося перед светофором, раздался хор возмущенных голосов: «Эй, за что вы бьете девочку? Не бейте ребенка». Такое неожиданное проявление сочувствия заставило Сару взвыть еще громче, и я увидел, что жене захотелось снова шлепнуть ее. Потом я сфотографировал детей на аттракционе. Эта фотография и сейчас стоит у меня в комнате – Сара и Клаудио улыбаются и машут нам руками, довольные необычным полетом.
