Не было ли это желание храбрости и стремление не оказаться слабым какой-то экзистенциальной потребностью скрыть другие пороки своей личности? Ник не принадлежал к миру, в котором права не ограничены, но в этом мире было достаточно привилегий, чтобы линия его жизни оказалась вполне предсказуемой. Иногда у него возникало острое желание выйти из отведенного ему русла, нарушить правильный и заранее предусмотренный порядок вещей, чтобы почувствовать, что он действительно живет.
Ник был достаточно проницателен, чтобы не испытывать благодушия ни по отношению к себе, ни по отношению к тому миру, в котором он обретался. Он не питал особой симпатии к Рону Драйверу, но был не слишком высокого мнения и о своих коллегах, чье честолюбие умерялось лишь цинизмом, они готовы были карабкаться наверх с максимальной скоростью, какую только допускало соблюдение приличий. Без этого твоя карьера была закончена, ничто другое не принималось в расчет, и у подвергшегося наказанию оставалось мало возможностей восстановить свои права.
Джордан лелеял желание справиться с какой-то трудной задачей, сделать что-то отчаянное, смелый шаг, который позволит ему не только проверить себя, но и даст возможность насладиться восхищением окружающих, чего в глубине души он жаждал более всего. Нельзя сказать, что он не замечал стоящего за этим эгоизма: он готов был честно в нем признаться. И все же он так же честно готов был допустить, что признание вины ее не умаляет. Жизнь должна быть яркой, жизнь должна быть страстной, жизнь должна быть волнующей, но чем он готов был пожертвовать, чтобы сделать ее такой? Его жизнь была комфортной и, по большей части, приятной; возможно, честнее было бы благодарить за это судьбу. И все же его самолюбие не было удовлетворено, Ник хотел бросить вызов судьбе, поставить все на карту и посмотреть, что из этого выйдет. Он чувствовал, что не все его способности востребованы.
Эти мысли еще сильнее завладели им после встречи со старым приятелем на той вечеринке на крыше. Когда-то их жизненные дороги разошлись, но теперь странным образом пересекались снова, и сейчас он шагал по Блумсбери, чтобы встретиться с тем, кого еще несколько дней назад практически не помнил и не рассчитывал опять увидеть. Наступили сумерки, и иностранные студенты стояли перед своими освещенными ночными огнями общежитиями, изучая карту города; на скамейках скверов сидели парочки, нервно, как прелюбодеи, сжимая ладони друг друга; в освещенных окнах колледжей и институтов можно было видеть студентов, с вниманием или безразличием слушавших преподавателей. Предстоявшая встреча вызывала у Ника некоторое беспокойство. Его смутила резкость Джорджа в саду на крыше, и он совсем не испытывал желания, чтобы кто-то оценивал, каким он был в прошлом.
