Они сразу же согласились, но попытались убедить Кира не идти с ними. Тогда он вспомнил, что двоим воинам нужно было занять пост у входа в палатку и создавать видимость, будто Кир спал внутри. А остальных восемнадцать человек он повел по большому кругу мимо часовых-персов. Он уже знал, что часовые обычно смотрят в сторону вражеских рядов, и тщательно изучил участок земли между ними и заметным издалека шатром армянского полководца.
Как почти всякий отчаянный план, этот замысел Кира поначалу имел успех. Группка лазутчиков, не выпуская друг друга из виду, проползла мимо часовых, хорошо различимых на фоне ночного неба. Хотя лекари достаточно хорошо поработали над ранами Кира, чтобы он мог передвигаться легко, он быстро ослабел, и очень скоро это стало сказываться. Когда они добрались до воинских кожаных палаток, участники вылазки разделились на группы по три-четыре человека и наугад двинулись вперед. Те, у кого были топорики, держали их низко, у самой земли. До рассвета оставался еще добрый час, когда они достигли освещенного шатра вражеского начальника. Перед ним стояло и сидело с полдюжины копьеносцев. Свет был мерцающим, и Кир подумал, что в шатре зажжены факелы, которые им могут пригодиться.
Он сам возглавил стремительную атаку, уничтожившую охрану, и ворвался внутрь, отбросив занавески. Огромный шатер оказался разделен на отсеки. В одном из них между двумя факелами стоял разбуженный Гарпаг. Персы бросились к нему, но из-за занавесок выскочили вооруженные мечами люди. Лазутчики вступили в бой с неожиданно возникшей охраной — забряцало оружие, и послышались крики раненых. Пламя факелов заметалось, почувствовался запах дыма, и в шатре наступила почти полная темнота. Это Гарпаг бросил факелы в скопление сражавшихся людей. Раздался его голос:
— Опустить оружие, идиоты!
От изумления или подчиняясь отрывистой команде, сражавшиеся отступили друг от друга, и в то же мгновение Кир понял, что проиграл. Приемом, таким же быстрым, как нападение змеи, армянин захватил контроль над сражением. А затем неожиданно Гарпаг приказал всем, кроме Кира Ахеменида, удалиться в прихожую. Поскольку все смотрели на него разинув рот, он прорычал:
— У нас перемирие! Шкуру спущу с каждого, кто его нарушит!
Не раньше, чем все воины, мидяне и персы, вышли, Гарпаг позвал своих слуг, и велел принести зажженные светильники и ионийского вина. Через мгновение он отхлебнул из чаши, и на его лице мелькнуло глумливое выражение.
