— Почему вы так считаете?
— Это очевидно даже для такого престарелого полицейского, как я. В городе вы не найдете людей моложе, если только их не привезли сюда силой.
Бреннан закурила сигарету — будь она проклята: она могла курить! — и благодушным тоном произнесла:
— Кажется, вам не очень-то нравится это местечко. А ведь оно просто уникально: целый город, где живут одни пожилые люди!
— Старики, — поправил ее я. — Пожилые живут в других городах.
— Все равно. Город, которым управляют старики, если вам так нравится это слово, и который способен существовать вполне автономно! Это воистину…
— …чудесно, — проворчал я, но Бреннан не заметила иронии в моем голосе.
— Но ведь никого не принуждают селиться в Кампос-де-Отоньо. Дело добровольное…
Отгоняя ладонью дым ее сигареты, я взглянул девчонке прямо в глаза.
— Конечно, это мечта всей моей жизни: провести сорок лет в вонючем городишке, где все врачи — старики, шлюхи — старухи, полицейские — развалины и даже убийцы — старцы. Люди почему-то думают, что старик хочет жить вместе с другими полутрупами?
— Тогда почему вы на это согласились?
Ответ очевиден для любого, кто дожил до моих лет: потому что я хочу быть полицейским и не хочу, чтобы кто-то содержал меня. Когда я отметил юбилей, моя дочь предложила взять меня к себе на иждивение. «Папа, — сказала тогда она, — ты уже не в том возрасте, чтобы бегать за воришками».
Я ответил, что в Кампосе эти «воришки» не очень-то бегают, и старый полицейский вполне может следить за порядком в обществе, состоящем из одних стариков. А теперь получается, что я тогда был не прав, раз теперь Калеро, этот стошестидесятишестилетний старик, решил, что я не сумею раскрыть несколько убийств.
Моя спутница наконец вынула сигарету изо рта, устав ждать ответа на свой вопрос.
— Торрес, мне кажется, что толку не будет, если мы с вами не уживемся. Нам надо смириться с этой ситуацией. — В этом она была права. — Предлагаю слоган: Разумность и Понимание.
У меня не было охоты проявлять разумность и понимание в общении с этим существом, прибывшим из мира девчонок и мальчишек, понимающих «пожилых», но я почувствовал голод.
— Хочешь что-нибудь перекусить? — спросил я. Она кивнула.
Мы зашли в кафетерий рядом с парком. Там, заказав кофе и подвергаясь внимательным взглядам посетителей, которые, наверное, завидовали мне, я решил заменить злость обычными проявлениями моего скверного характера.
Бреннан не могла высидеть и минуты и, заметив, что я стал менее хмурым, осведомилась:
