Неравнодушный, как многие, к поэзии, принц еще в прошлом веке сочинил маленькое изящное рондо по поводу выбранной им эмблемы:
Правитель земной, осторожный и добрый,
Хранитель согласья и мира,
Повсюду гасящий пламя
Людских раздоров и ссор.
Правитель земной, осторожный и добрый,
Хранитель согласья и мира,
Вам приношу я в жертву
САЛАМАНДРУ, ЧТО ГАСИТ ОГОНЬ,
РАССЕЧЕННАЯ…
В менее галантной форме речь шла именно о том, что в данный момент происходило с Зефириной.
– Мужлан… грубая скотина! Оставьте меня, пустите, гнусный дикарь!
Подобно саламандре дома Валуа, Зефирина воскресала после тяжелой болезни. Поваленная на банкетку, она точно по волшебству вновь обрела силы и стала защищаться ногтями, зубами, коленями, царапалась, кусалась, раздирала одежду, отбивалась от Фульвио с такой энергией, какой еще минуту назад никто бы в ней не заподозрил. Что же до ослабевшего ума, то из ее уст теперь несся такой поток ругательств, что любой пономарь мог бы поучиться.
– Наемник! Бретёр!.. Убийца… Отравитель… Лучше умереть, чем вам принадлежать! На помощь!
Но, так как Паоло получил строжайший приказ «не беспокоить», никто из княжеской свиты не шелохнулся. Кучер, охрана, даже Гро Леон, вели себя так, будто на них напала внезапная глухота.
Оправившись от потрясения, Фульвио разжал объятия и дал волю охватившему его веселью. Но это привело молодую женщину в еще большую ярость.
– Клянусь небом, мадам! Вы только посмотрите, какое чудо мне удалось сотворить! Калидучо и тот не знал, что делать, а я за одну минуту исцелил ваш бедный рассудок… клянусь честью…
– Нечего сказать, хороша ваша честь… Если вы думаете, что можете обращаться со мной, как со своими безмозглыми рабами, то ошибаетесь…
Высвободив с быстротой молнии одну руку, она со всего размаха влепила Фульвио пощечину. Никогда ни одна женщина не обходилась подобным образом с князем Фарнелло. Если секундой раньше Фульвио видел в затеянной им игре лишь возможность проверить «болезнь мозга» Зефирины, в чем он очень сомневался, то теперь в ярости изо всех сил заломил ей руки.
– Я поступлю с вами так, мадам, как вы того заслуживаете, как с потаскухой последнего разбора, одной из тех женщин, кого мужчины употребляют, а потом с презрением отшвыривают.
Гнев его тем более был понятен, что, несмотря на ее ногти и кулаки, князя неподдельно волновала болезнь, перенесенная его молодой женой.
Мадемуазель Плюш говорила чистую правду.
Каждую ночь Фульвио бодрствовал у постели Зефирины. Его поведение никак не вязалось с образом мстительного Леопарда.
