Фрейтаг отдыхал, положив ноги на корзину. Его белые сандалии были сделаны из хромовой кожи, которой обычно протектировались топливные баки самолетов; он носил идеально белые носки. Его одежда всегда была чиста и безупречна, что еще больше подчеркивало нетрадиционную манеру одеваться.
— Признаться, Арним, — произнес он, лениво поворачиваясь к Кёлеру, — сегодня вы не произвели сильного впечатления на «мародеров».
Кёлер посмотрел на него с удивлением:
— А что вы можете сделать, когда располагаете только восемью машинами? Это те же самые парни, что имели обыкновение ежедневно бомбить нас в Северной Африке. Хотя их бомбометание все еще неточное, полет в строю стал лучше. Когда вы идете на них, трассеры льются на вас, словно из душа.
— Я не уверен, что это не прелюдия к появлению «боингов» и «либерейторов»[24], — спокойно заметил Фрейтаг.
Он озвучил мысль, что занимала умы всех нас. Я знал, о чем все думали, — как во время атаки эти большие бомбардировщики будут выглядеть в наших подсвеченных прицелах. Я также знал, что, когда дойдет до дела, они откроют огонь слишком рано, чтобы повернуть и уйти, а шансы остаться невредимыми очень малы, потому что тактика единственной атаки стала каждодневной рутиной, а также потому, что каждый из них, ощущая закон средних чисел, будет спрашивать себя: «Сколько еще…»
Бахманн был одним из тех, кто, казалось, вовсе не имел никаких нервов. Лежа на раскладушке, он шепотом беседовал со Штраденом, который около него расслаблялся в старом шезлонге.
— Бахманн, расскажите мне, в чем там дело с Рейнертом[25], — обратился к нему Фрейтаг.
— О, в настоящий момент Рейнерт не совсем в порядке. Сегодня в полдень он дефилировал по улицам деревни в своем белом кителе. На боку у него болтался парадный кортик.
— Рейнерту нужна женщина, — заявил Фрейтаг.
— Люди фыркали, словно дренажные трубы, когда видели его наряд вверху и внизу.
— Ни одна из женщин здесь не обратит на нас внимания. Все, что они хотят, так это увидеть, как мы уйдем.
— Не будьте слишком суровы к Рейнерту, — сказал Фрейтаг, — он не был дома с прошлого лета. У него была девушка в Бари — он тратил на нее все деньги. Она работала на кухне в «Ориенте» и носила черное платье с маленьким белым воротником, застегивающимся на кнопки. Ее стол сиял словно зеркало. Он всегда приходил на кухню, чтобы проверить чистоту и взять у нее уроки итальянского. Вы знаете, как это делается, — касаетесь ее носа и спрашиваете: «Как это называется?» То же повторяете с подбородком и продолжаете далее, медленно опускаясь вниз.
