– Месяца четыре назад.
– Эта черненькая на четвертом месяце беременности.
Я оглянулся. Из кухонного помещения задом выходил высоченный толстый мужчина – с вьющимися блеклыми волосами, водянистыми глазками навыкате. В руках его покачивался поднос с булочками. Мужчина перекинулся с черненькой парой фраз и принялся выкладывать булочки на полку.
Все просто и буднично. Никаких чудес.
– Пойдем, Лешик. – Девушка потрепала меня по руке. – Настоящие чудеса в Старом Городе. Здесь им нечего делать!
Дальнейшее я помню смутно – буйный карнавал, наполненный яркими красками и жизнерадостными лицами. Настроение взлетело на недосягаемую высоту. Мы болтались по старому Ведену, прихрамывая на одну и ту же ногу – девчонка в больничной пижаме и парень в драных джинсах и черной бандане. Заглядывали в кафешки, братались с беззаботными студенческими компаниями, кормили золотых рыбок в фонтане. На меня накатила бесшабашная веселость. Елки-палки! Если все друджванты так проводят последние дни, то я всей душой на стороне зла!
– А ты только на электрогитаре умеешь? – поинтересовалась Света. – Или на обычной тоже?
– Н-ну… – вопрос застал меня врасплох, – да… Блюз могу. И фламенко.
– Сыграй!
– Так гитары же нет. И вообще…
Фонари отбрасывали на булыжную мостовую прыгающие тени. Возле огневицы святого Петра, там, где Бременские бродяги пугают разбойников, уличные музыканты хриплыми голосами измывались над Цоем и Гребенщиковым.
– На процветание Веденского рока, – сунулась к нам пухленькая девица с кепкой в руке. – Сударыня поддержите искусство!
– Ни за что! Вы ужасно, просто кошмарно играете! – Света брезгливо поглядела на протянутую кепку. – Лучше дайте гитару.
– Может, пива?!
– Пива не надо. Гитару дайте.
Лохматый тощий музыкант удивленно протянул ей инструмент. Света поблагодарила небрежным кивком и передала гитару мне:
– Играй.
– Свет, у меня не получится… Я…
– Играй!
Есть у меня грешок. Перед каждым концертом зачем-то оправдываюсь: и пальцы-то не размяты, и не в духе я, и не в голосе – хотя петь мне вовсе не обязательно. Нравится мне пококетничать, поломаться, чтобы все поубеждали меня, какой я хороший.
Струны простуженно задребезжали под моими пальцами. Хм… Как они на таком убожестве играют? Тут бы и Паганини застрелился.
– Мне бы что-нибудь… типа медиатора…
Пухленькая хихикнула. Это меня окончательно разозлило. Ладно, что-нибудь придумаем! Хоть и холодно и я вовсе не настроен давать концерты. Я вытащил из кармана «андужар» и срезал пластиковую эмблемку с рукава ее куртки.
