Та, что приходит вопреки - Владислав Анатольевич Силин

Мартовское солнце играло в стеклах буфета радужными рыбками. Димур сидел у окна и листал книгу. Время от времени он поглядывал в окно, проверяя: ничего не изменилось? Двор пересекала тройная цепочка следов. Она решительно, словно нож раскройщика, сворачивала к подъезду, а затем бросалась прочь. Девушка в черном топталась у мусорных баков, не отваживаясь войти.

- Давай уж, решайся, гил, - бросил Димур вполголоса, - чай прогорчит.

И девушка услышала его. Беспомощно поведя плечиком, зашагала к подъезду - словно в омут бросилась.

Димур налил чаю: себе в пиалу с летучими мышами, гостье в кружку. За спиной уютно гудел холодильник. На белой эмали его дремал игрушечный щенок с магнитами в лапах. К щенку этому гости относились загадочно. Не один, так другой подвешивал зверька на краю пропасти: передние лапы на крышке, задние в воздухе.

Люди опытные скажут, что это крик о помощи.

Димур же считал, что его гости забыли порох господа.

Звонить гостья не стала. Она топталась под дверью, не решаясь войти.

- Открыто, - позвал Димур. - Входи-да, не бойся. Я-человек говорю.

Замок щелкнул.

- Здрасьте. - Гостья придержала сползающий с плеча рюкзачок. - А я к вам. Можно?

Робость различается по возрастам. Бывает детская - озорная, щенячья. Годам к шестнадцати она становится хмурой и насупленной, чтобы смениться очаровательной сутулостью двадцатилетия. Вот как сейчас.

- Мне сказали, кроме вас, никто не поможет. Это правда, да?

- Правда. Садись, гил, - Димур протянул кружку с чаем. - Звать-то тебя как?

- Тамой. Томкой только не зовите, - предупредила она сердито. - Я вам не собака.

Снег таял на шубке, заставляя мех топорщиться черными иглами. Димур разглядывал третью. Скуластое лицо, удивительно белая кожа, волосы в тон шубке… вернее, наоборот. И - вызывающе розовая прядь надо лбом. И - черные тонкие колготки (хотя по мартовским погодам лучше бы джинсы).

- Тама, - проговорил он. - Утро начинается с доброй удачи. Ты ведь не знаешь этого слова, маленькая гил?

Ресницы вверх-вниз. Тама пожала плечиками и беспомощно улыбнулась.

- Садись, Тама, я-человек говорю. Когда ты сбежала из дому?

- Сегодня… сейчас то есть. - Она взяла кружку и осторожно отпила. - Да! - вдруг выпалила она. - Вы же не знаете! Я ночью все поняла. Ну… что я особенная. И куда идти сразу поняла.

Веки Тама чернила густо-густо - видимо, так полагалось в ее представлении женщинам-вамп. Утром она ревела, и на щеках остались едва заметные черные полоски.