Стас натянул футболку, надел кожанку, подхватил рюкзак, положил на место свой радиоприемник.
— Пора мне.
— Возьми с собой блинков-то. Я себе еще напеку, тесто осталось. И сыр возьми, что вчера не доели. Это тебе вместо платы, за радио.
— Спасибо. — Стас не стал отказываться, запас карман не тянет, сложил все в полиэтиленовый пакет, убрал в рюкзак. — Спасибо большое, Варвара Ивановна. Возвращаться буду, обязательно к вам зайду. — Он взялся за гитарный футляр.
— Не загадывай, — отозвалась хозяйка. Она проводила его, провела через темные сени, вывела на крыльцо. Махнула рукой вслед:
— Будь осторожней, лешак у нас здесь ходит. Не зли его, в лесу не шуми, деревья не порти.
— Хорошо! — Стас сбежал по ступеням, на ходу обернулся, кивнул.
Варвара Ивановна стояла на крыльце, босая, простоволосая, взволнованная. Стас видел, как в уголках ее глаз блестят росинки слез. Он поднял руку, сжал кулак:
— Счастливо оставаться! — развернулся и торопливо пошел по выкошенной лужайке мимо покосившихся заброшенных изб к лесу. Он не любил долгих прощаний.
Перед тем как войти в лес, он обернулся.
Варвара Ивановна все стояла на ступенях. Встрепанная Малка носилась кругами у заднего двора, облаивала копошащихся кур. Чуть в стороне вышагивал гордо самодовольный петух, грозно поглядывая в сторону бестолковой собачонки.
Деревенские дома жалобно смотрели на уходящего гостя, и в стеклах окон пламенели отсветы багряной зари.
Лес дышал.
Трепетали чуткие осины, вздыхали под порывами налетающего ветерка березы, кряжистые дубы перешептывались с небом сотней голосов. Поскрипывали, кряхтели скрестившиеся подгнившие стволы. Сухо шуршали отмершие косицы хмеля.
Где-то совсем рядом выстукивал звонкую дробь дятел. Подальше две кукушки завели неспешную перекличку. Сороки, завили приближающегося человека, заполошно трещали, скакали следом за ним по ветвям деревьев, оповещая весь лес о приходе чужака.
И только редкие мрачные ельники сурово молчали. Почву здесь покрывал толстый слой осыпавшейся сухой хвои, гасивший любой звук, идущий понизу. Широкие зеленые лапы, поросшие у стволов лишайником, отлавливали звуки, идущие сверху. Тесно сомкнувшиеся замшелые стволы не пропускали безжизненные отголоски, чудом прорвавшиеся сквозь плотную оборону. Даже свет не мог пробиться к корням, к земле, и потому здесь почти ничего не росло — только мхи, бледные грибы и наплывы лишайника.
Ельники Стас старался обходить стороной. Не по душе ему было их могильное молчание.
