— Строй! — кричал сотник, и в считанные секунды, без суеты и толкотни каждый вновь занимал свое место.
Легорн залюбовался слаженными действиями бойцов и не услышал, как к нему подошли сзади.
— Они молодцы, — сказал голос за спиной.
— Да. — Легорн обернулся. Старый Зелд, бывший начальник гарнизона, с улыбкой следил за перестроениями.
— Я никогда не умел ходить в строю, — сказал он.
— Зато ты непобедим в единоборстве.
— Был.
— Ты всегда будешь мастером.
— Даже когда не смогу поднять меч?
— Даже тогда.
Зелд хмыкнул и согласился:
— Действительно, зачем настоящему мастеру поднимать меч?… Но в строю я никогда не умел ходить.
— Тебя это расстраивает?
— Теперь меня расстраивает все, — улыбнулся Зелд. — Я стар…
Они помолчали, наблюдая за тренирующимися бойцами и словно позабыв друг о друге.
— Там к тебе пришли, — неожиданно сказал Зелд.
— Кто? — спросил Легорн, уверенный, что услышит имя Хурхаса.
— Я их не знаю, никогда не видел.
— Не Хурхас?
— Нет. Не он.
— И что им надо? Зелд пожал плечами.
— Спрашивают тебя. Больше ничего не говорят. Странные они какие-то. Не наши.
— Где они?
— Герт закрыл их в карцере.
— В карцере?! — ужаснулся Легорн.
— А что? Там не холодно, соломы много, да и одеты они тепло — не замерзнут. Их накормили, напоили…
— Ладно, пошли, — прервал Легорн старика…
Карцер не всегда был карцером. Когда-то в этой небольшой каморке с низкими потолками, разделенной решетками на несколько отсеков, размещалась псарня. Дед Легорна любил охоту и разводил собак. Выведенные им волкодавы стоили как породистые лошади. Бывало, за щенками приезжали из мест, о которых Легорн ничего не знал, кроме того, что это очень далеко. Когда дед умер, псы вдруг стали болеть, мельчать и хиреть. Через год всех оставшихся собак спешно распродали, а в освободившихся клетках поселили фазанов. Впрочем, и птицы прожили здесь недолго — до зимы, необычайно лютой, малоснежной, и как-то в одну ночь все фазаны разом померзли. Комнатка эта на северной стороне замка потом долго пустовала, пока однажды Легорн не засунул в нее пойманного на воровстве охранника. Через шесть дней бойца выпустили, и никогда больше он не зарился на чужое. С того времени так и повелось — провинившихся бойцов на несколько дней запирали в тесной клетке, где нельзя было выпрямиться в полный рост или лечь, вытянув ноги… Карцер действовал безотказно…
Легорн потянул на себя низкую, окованную железными полосами дверь и, согнувшись, нырнул в пахнущий прелой соломой полумрак. Зелд входить не стал — и без того тесно.
