Тот с возмущенным писком исчез под столом.
Дальше пропитанное пивом сознание начало меркнуть. Вильям помнил, как махал кулаками, как текла кровь из распоротой обо что-то ладони, как по лбу вскользь задела табуретка.
– Всем стоять! – рявкнули за спиной и, судя по тому, что тело тут же охватила судорога электрического удара, этого приказа он не выполнил. Ноги подогнулись и меркнущие далеко в вышине лампы оказались последним, что Вильям запомнил.
Глаза открывались так плохо, словно их залили смолой, голова трещала, а во рту царила сушь Урдистана.
Вильям поднял веки, огляделся и понял, что находится в смутно знакомом месте, хотя совершенно не помнит, как сюда попал. Он лежал на узкой и очень неудобной койке, а прямо перед носом виднелась стена – серый, изъеденный временем бетон.
Вильям попытался развернуться, и со второй попытки ему это удалось. Напротив, на точно такой же койке, расположенной через узкий проход, сидел бритый наголо мужик лет пятидесяти.
Он тоже показался смутно знакомым.
– Где я? – спросил Вильям, совершив форменное насилие над языком и губами.
– В тюрьме, ежкин кот! – сказал бритый. – Не узнаешь?
Память услужливо подкинуло воспоминания пятнадцатилетней (или трехлетней?) давности.
– Руфус, клянусь четверкой?
– Кто же еще, ежкин кот! – бритоголовый уголовник поднялся и прошелся по камере, демонстрируя голый, изрезанный наколками торс. – А ты здорово выглядишь, парень! Хотя вчера ночью был, ха-ха, не очень…
Вильям потер лоб. Мысли в тяжелой, как чугунок, голове ворочались с трудом.
– Клянусь четверкой, надеюсь, что вчера я никого не убил…
Вспомнилась разрезанная рука, поцарапанный лоб. К собственному удивлению, Вильям не ощущал ни там, ни там никакого дискомфорта. Да и по роже ему съездили несколько раз, синяки должны были остаться.
– Умойся, – посоветовал Руфус. – Легче будет, падлой буду!
Вильям поднялся, с трудом всунул ноги в ботинки. По пути к санитарному блоку едва не упал от навалившегося головокружения. Ополоснув лицо холодной водой и глотнув из крана, глянул в зеркало. Кожа на лице была чистой, без следа побоев или порезов.
Поднял руку. Там, где вчера скалился окровавленным ртом шрам, не осталось ничего.
– Клянусь четверкой, – пробормотал Вильям. – Или все привиделось?
Скользнула мысль, что в крови могли сохраниться остатки регенератора, которые и уничтожили все следы, но Вильям ее отверг – слишком много времени прошло с того раза, как ему вводили чудодейственную жидкость.
