Девушка еще раз пронзительно вскрикнула, поверх плеча Дорлана увидев бледное лицо десятника и стекающие из пустых глазниц две тонкие струйки крови.
— Барг! — с плачем проговорила она. — Барг… о нет!..
— Поможешь мне, старый друг? — спросил несчастный солдат, явно обращаясь к своему товарищу. — Мне теперь даже этого самому не сделать…
Тройник все понял, но не в состоянии был произнести ни слова; он лишь покачал головой.
— Поможешь?
— Я, — произнес Рбит. — Отойдите все.
— Басергор-Кобаль… — проговорил мужественный десятник. — Это большая честь…
— Для меня, — закончил кот. — Не для тебя, воин, но для меня. Идите отсюда, — велел кот посланнику и плачущей девушке, а потом обратился к стоявшему как статуя, судорожно ломавшему пальцы солдату: — Позволь мне, легионер. Или сделай это сам.
Тот не знал, что сказать. Однако в конце концов старое, закаленное в боях сердце забилось сильнее, и тройник заплакал, как плачут только солдаты: уронив лишь пару скупых, но воистину непритворных слез.
— Прости меня, десятник, — пробормотал он. — Разрешаю тебе, кот… Так надо.
Потом повернулся и, подойдя к каменной стене, с которой свисала веревка, помог посланнику обвязать вокруг пояса все еще плачущую подсотницу.
Он поднялся последним.
По низкому небу края дождей ползли клубящиеся тучи. Глянув наверх, кот сказал о них легионеру.
— Они всегда были и будут, — проговорил Барг. — Попрощаемся, господин. Пора.
— Сейчас?
— Сейчас, кот… Давай…
Из разорванной когтями шейной артерии ударила алая струя.
— Я буду помнить о тебе, воин.
Рбит оставался возле солдата — до самого конца.
