Как обычно, я был перегружен грудой имущества — мандолиной, жилетом Ирвина и т. д. К счастью, там оказался Жак и помог мне.
По пути через Лондон в полном составе — все 24 летчика — мы зашли в шикарный и единственный в своем роде клуб в Сохо. Через полчаса менеджер, боясь за свое внутреннее убранство и видя смятение своих безупречно одетых клиентов, подошел к нам и попросил перейти в другое место. Нескольких хорошо подобранных аргументов, включая перемещение его великолепных белых гвоздик в петлицу Кена, и угрозы публичного скандала было достаточно, чтобы успокоить его.
С 6.00 до 9.30 (наш поезд был в 10.20) мы крепко выпивали: виски, пиво, виски. К 9.30 мы были пьяны и распевали частушки нашей эскадрильи. За «Я служу в Глазго!» последовали «Момма с пистолетом» и «Милая Алуетт», и постепенно мы перешли к соленым частушкам в нашем репертуаре. Приглашенные нами приятели начали смущаться, краснеть, а некоторые из них даже потихоньку исчезли.
Робсон взобрался на стол, опрокинул несколько бутылок, и мы начали хором нараспев произносить боевые кличи 602-й:
— Это один, два, три?
— Нет!
— Это один, два, три, четыре, пять, шесть?
— Ше-е-е-е-е-е-е-е-есть!
— О?
— О-о-о-о-о-о!
— Один, два?
— Два-а-а-а-а!
— Один, два, три, четыре, пять?
— Шесть, о-го-го-о-о-о-о. Два-а-а-а-а-а-а!
В этот момент капитан очень кстати напомнил, что нам нужно успеть на поезд. Он сделал это как раз вовремя, так как, когда мы вставали, ворвался хозяин в сопровождении двух полицейских и с полдюжиной членов парламента. После неприятных объяснений нам удалось отделаться от них и спуститься в подземку на Пикадилли-Сёркус. Какой-то горожанин позволил себе неуместное замечание о «ни к чему не пригодных типах из ВВС Великобритании». Робсон и Боб Каурли всунули его зонтик в эскалатор, который сдавил его с ужасным грохотом. Мы взяли купе штурмом, пассажиры отнеслись к нам со смешанным чувством недоверия и ужаса. Но мы наконец-то прибыли в Кинг-Кросс. Сложили наш багаж на электрические тележки.
Карпентер проявил инициативу и предпринял героический прорыв по платформе, переполненной путешествующими; раздался сильный удар сигнального колокола. Была такая суматоха, что начальник станции схватил за руку человека, которого сопровождала внушительная охрана военной полиции. Это было неразумное действие с его стороны, так как через пару минут его красивая фуражка с золотой тесьмой загадочным образом очутилась на голове Томми. Эта фуражка сейчас числится среди наиболее ценных трофеев авиазвена, вместе со шлемом лондонских полицейских, канадским генеральским беретом и фуражкой полковника бронетанковых гренадеров, привезенная назад из Дьеппа Биллом Лаудом.
