Я почувствовал, как пот застыл у меня на спине. Ноги не держали меня, я сел в жидкую грязь пены и золы, согнулся пополам, и у меня началась безудержная рвота.
На следующий день такая же трагедия случилась с другим летчиком, который также пытался сесть на своем «темнеете» на «брюхо».
25 февраля 1945 года. Еще один отвратительный день. Снег, ветер. Видимость нулевая: полет был невозможен. Тем не менее Центр управления утвердил немедленную готовность двух отделений «темпестов» — одну из 486-й и вторую из 56-й эскадрильи, вместе с отделением «Спитфайров-XIV» из 41-й эскадрильи. Эти три отделения были назначены к полетам по очереди с рассвета.
Около 15.00 погода немного прояснилась и 6 «спитфайров» быстро взлетели. При таком ужасном холоде им было нелегко завести свои двигатели, и мы смотрели на них через окна, делая язвительные замечания. Наконец одна пара взлетела, за которой через три минуты последовали остальные. Спустя четверть часа последние четыре вернулись и сели, не сумев объединиться в облаках. Но они сказали нам, что первые два прыгнули на немецкий реактивный самолет.
Мы услышали остаток этой истории тем же вечером в баре: летчики 41-й были определенно довольны собой и не позволили никому забыть об этом. Старший лейтенант авиации Джонни Рейд, DFC, вскоре после того, как он быстро взлетел, заметил — поскольку он патрулировал мост Ниджмеген на высоте 10 000 футов — один из самых последних и редких самолетов люфтваффе — «Арадо-234», прокравшийся к нашим границам на уровне земли. Спикировав прямо вниз, рискуя оторвать крылья, Джонни сблизился с ублюдком на повороте и, стреляя по нему в упор, осторожно посадил его в пламени менее чем в 100 ярдах от штаба Бродхёрста в Айндховене.
Нам сказали, что АОС был очень доволен, так как группа американских журналистов была свидетелем операции, и это был первый «Арадо-234», без сомнения пораженный.
После этого события летчики 41-й вновь возобновили добрый старый спор о «спитфайре» и «тем-песте» и преследовали нас насмешками. «Вы, «темпесты», — говорили они, — лихачи, думаете, что вы кошачьи усы, а вы семитонные развалюхи, вашим четырем пушкам никогда бы не удалось подцепить ни одного из них. Вы напрасно надоедаете нам выдумками о ваших возможных пикированиях и невероятной крейсерской скорости!»
Мы, естественно, отвечали колкостью на колкость, что этот немец, должно быть, очень хотел совершить самоубийство. Кроме того, мы видели самолет Рейда после приземления; крылья его бедного «спита» покоробились гармошкой, с поверхности сошла вся краска, заклепки треснули, а фюзеляж был скручен. Как раз для свалки! И мы прекратили спор заключительным аргументом, который уже надоел летчикам «спитфайров», что наша посадочная скорость выше, чем их крейсерская.
