«Танелорн» (Выпуски 1-7) | страница 14



смелей.

Чтоб наши руки в мечи вцепились,

Покуда смерть не вошла под кожу,

И есть рукав для туза

червей.

Дурная слава — святое дело, Братуха гоблин, спой нам по-свойски Про то, как солнце по-пьяни съело Полсотни трупов с чумной помойки,

Потом дымило как сотня печек.

"Ахнум арр хаур, Меррах джа джэль"

Под песни орочьи меч станет легче,

Гаси их, гадов. В глаза им цель.

Пусть сердце стынет, грозя взорваться, И хохот адский пугает крахом. Ругайтесь, смейтесь… не сметь боятся! Они — гвардейцы рожденных страхом.

Они кишат здесь — в стране безумной,

Их кормит ужас попавших в рабство

Холодный ужас в молчаньи шумном,

Рабов с избытком в Проклятом Царстве.

И гоблин громко орал похабства, А эльф сжал зубы, и меч, и посох. Сражалось смело бродяжье братство, Чтобы умертвий оставить с носом.

Идут человек, полугоблин и эльф,

В далекий сияющий город Лейф.

— 2Родник смеется, звенит и плачет. Чиста' водица — промой нам души, Пускай промокнут, а как иначе… Проклятья ветер — он все просушит.

Здесь слезы с кровью засохнут быстро,

И даже небо все в свежих шрамах.

Вода-водичка, отмой нас чисто,

Прости нас, грешных, за все обманы.

Родник не часто в пустыне встретишь, Пои землица своей слезою… Умрем, схоронят — ты не заметишь. По всех ты плачешь. Мы ж после бою…

Заполонила нас смуть да нежить.

Заполонила — что нас, что землю…

Тебя б землица холить да нежить,

Тебя б засеять — да сгнило семя.

Идут человек, полугоблин и эльф,

В далекий сияющий город Лейф.

Нет звезд на небе, луны не видно.

Костер пылает — тепло и сухо.

Взял лютню в руки эльф (что ж так сильно)

И песню начал, собравшись с духом.

(рассказ эльфа)

Я был свободным,

Я верил в счастье.

Преград не видел,

Плевал на власти.

Любил всех ближних,

не делелал зла.

Я не был лишним,

судьба несла,

Шла карта в руки

Я был король.

Не знал я муки,

Не знал я боль.

Но хитрый джокер

бубонной масти

Улыбку прятал

в зубастой пасти…

О Нарианта

тебя убили.

За что с тобою

так поступили.

Назвали ведьмой,

и потаскухой,

За ночь одну ты

стала старухой.

Чего тут спорить,

Судили скоро:

Тебя назвали

Причиной мора.

"Летала ночью!

А то! А как же!

Плясала голой

На нашей саже!"

Святой водичкой,

Потом по кругу…

Смелей казались

они друг-другу.

Потом — под утро,

тебя — седую,

Загнали в клетку,

на мир весь злую.

Ломала пальцы,

твердя проклятья…

И слезы сохли

в ошметках платья.

Свинцом крестили.

Огнем пытали.

Убить — убили,

Но не сломали.

Безумно ты им

В глаза смеялась,

Когда на дыбе

Суставы рвались.

И ветер мая

К земле приник,

Как вырывали

Тебе язык.

Но ты сумела,